Питер - Москва. Схватка за Россию - страница 109
Всероссийский торгово-промышленный союз, учрежденный московской буржуазией, активно вел политическую пропаганду. Достаточно просмотреть протоколы заседаний его совета, чтобы убедиться в размахе и профессионализме этой деятельности. К ней были привлечены известные интеллектуалы (Г.И. Чулков, Н.А. Бердяев, Б.П. Вышеславцев) и популярные литераторы (И.А. Бунин. Е.Н. Чириков. И.С. Шмелев и др.); было налажено сотрудничество с рядом членов Временного комитета Госдумы. Протоколы заседаний показывают также тесную связь купечества со ставкой и ее главой генералом М.В. Алексеевым, чьи посланцы периодически появлялись в Москве для обсуждения конкретных вопросов. Особенно тесными были отношения с кадетской партией, так что «иногда затруднительно определить, где кончается партия кадетов и начинается союз». В питерской же предпринимательской группе, располагающей мощным финансовым ресурсом, дело обстояло совсем иначе. Как вспоминал глава Русско-Азиатского банка А.И. Путилов, для нужд политической борьбы петроградскими капиталистами в короткий срок было аккумулировано около четырех миллионов рублей; свой вклад сделали крупные банки и страховые общества. Но вот что удивительно: по откровенному признанию Путилова, финансово-промышленные воротилы слабо представляли, что делать с собранной ими суммой. Забегая вперед, скажем: данное обстоятельство не ускользнуло от внимания современных ученых, серьезно изучающих события 1917 года. Поддержку Корнилова партией кадетов, опиравшейся на общественное мнение, они назвали «надпольем», а усилия питерских финансистов по укреплению позиций генерала – «подпольем». В этих определениях верно схвачены поведенческие отличия двух буржуазных сил, противостояние которых является одним из важнейших факторов, определивших исход корниловского выступления, и потому нуждается в самом внимательном изучении.
И все-таки питерские финансисты нащупали выход из трудной политической ситуации, сложившейся после крушения царизма. А связан он был с обретением ими неожиданного союзника – А.И. Гучкова. В начале мая 1917 года он был отставлен с должности военного и морского министра. Разочарованный ходом событий в стране и действиями коллег из Временного правительства Гучков (уже после апрельского кризиса) дистанцируется от своих прежних соратников. Он понимает, что ситуация становится неконтролируемой и приближается катастрофа. Выступая на торжественном заседании Государственных дум четырех созывов (27 апреля 1917 года), уходящий министр заявил: пока еще не создан тот жизненный центр, который мог бы сплотить оставшиеся здоровые силы, способные выправить положение. А вскоре он обрел этот жизненный центр, наладив связь с лидерами питерского клана, которые по определению не могли приветствовать происходящие в стране перемены. Безусловно, такой разворот не просто активного оппозиционера, а одного из ключевых действующих лиц февральского переворота не может не поражать. Однако для этого имелись все основания. Напомним, что начиная с 1905 года, когда, собственно, и началась в России публичная политика, Гучков всегда стоял особняком. Недолгое и неудачное пребывание на посту председателя Государственной думы (март 1910 – март 1911) не поддержало его претензии на руководящую роль в деловом и политическом мире Москвы. К тому же незадолго до завершения работы III Государственной думы Гучков рассорился с московской купеческой элитой. Он инициировал законопроект по двукратному повышению экспортных пошлин из США (в ответ на выдачу американцами паспортов российским евреям, которые незаконно эмигрировали в Новый Свет). Драконовскому таможенному обложению подлежал и хлопок, поставлявшийся на текстильные предприятия центра России, – для них же такое удорожание сырья было неприемлемым. Купеческие магнаты вызвали Гучкова в Первопрестольную для объяснений. В результате он потерпел поражение на очередных думских выборах в Москве и сошел с политического Олимпа.
После этого Гучков проживал в Петербурге, где даже избрался в столичную городскую думу (он занимался проблемами водопровода и канализации), а также стал членом совета Петербургского учетного и ссудного банка. В этом качестве, в компании с главой банка Утиным и руководителем Петербургского международного банка Вышнеградским, он даже лоббировал проект прокладки метрополитена в Москве, чем вызвал немалое раздражение местной деловой элиты. И лишь начавшаяся вскоре Первая мировая война вынудила оппозиционные круги изменить отношение к «блудному сыну»: понадобились его связи в армейской среде.
Теперь же, весной 1917 года, после ухода с поста военного и морского министра и после критических высказываний в адрес бывших коллег, Гучков вновь и уже окончательно примыкает к столичным финансовым кругам. Конечно, питерцам в данной ситуации пришлось наступить себе на горло, учитывая, сколько нервов в 1915-1916 годах измотал им этот неутомимый деятель, возглавлявший ЦВПК (достаточно вспомнить эпопею с секвестром Путиловского завода, чтобы понять отношение к нему со стороны того же Русско-Азиатского банка). Однако в новых тяжелейших условиях заинтересованность в Гучкове пересилила неприязнь: ведь он не только располагал связями в военной сфере, но и обладал серьезным политическим опытом, в том числе как лидер партии октябристов. По решению питерской финансовой элиты, Гучков должен был осуществлять практические шаги в общественной сфере. И он справился с задачей, приведя за собой ударную силу и вселив в столичных дельцов надежду на восстановление пошатнувшихся позиций. Под ударной силой мы имеем в виду генерала Л.Г. Корнилова.
