Улыбка Пол Пота - страница 61

Он только что получил кислородную ингаляцию, и дышать стало легче. Он смотрит, как солнце садится над страной, которую он завоевал двадцать лет назад.

Пол Поту почти семьдесят. Волосы побелели. У него рак и слабое сердце. Старческие колени укрыты пледом. За горизонтом, в Пномпене, заседает первое избранное народом правительство.

На столе рядом с ним стоит бокал коньяка, привезенного из Таиланда.

Все больше его партизан дезертирует. От него бежал даже секретарь. Остались только самые верные соратники. Иенг Сари. Кхиеу Самфан. Та Мок. Сон Сен. Они финансируют военное сопротивление, продавая тропический лес и драгоценные камни из труднодоступных районов, которые они все еще контролируют.

Почему он не сдается? Может, думает, что это как в начале 1960-х, когда они были на самом дне, и казалось, что все потеряно? Но чего он хочет добиться на этот раз? У него нет больше идеологии, за которую он мог бы сражаться. Что он будет делать, если, вопреки всему, сможет снова захватить власть? На что она ему? Не продолжает ли он борьбу просто по привычке? Потому, что не знает, как быть иначе?

208.

Я получаю мейл от Хедды Экервальд. Она пишет, что не хочет давать интервью. Тон письма вполне доброжелательный, но она говорит, что у нее был неприятный опыт: иногда собеседник скорее пытался доказать свои тезисы, нежели точно передать ее слова.

Она пишет, что поддерживала борьбу красных кхмеров против бомбежек США и революцию. Она видела, как гибнет страна под рукой всесильной военной державы, и поэтому поддержала освободительную народную войну.

Она пишет, что всегда стояла на стороне слабых, the underdog.

Приехав в Кампучию, она не заметила ни сломленных, ни запуганных людей, ни голода, ни разрухи. Она видела школы и фабрики, больницы и недавно отстроенные дома для отдельных семей. Видела и «принудительные коллективные столовые».

За десять лет вьетнамской оккупации она осознала масштаб преступлений красных кхмеров. Она бы не назвала это «этническим геноцидом», это был скорее «сталинский террор со всеми присущими ему чертами: полицейскими агентами, исчезновениями людей, пытками и тайными казнями».

Сейчас она считает, что ни один режим после Второй мировой войны не совершал таких преступлений против собственного народа, как режим красных кхмеров. Этот режим уничтожил даже родственников ее камбоджийских друзей.

Она пишет о раздвоенности. Ей трудно было сопоставить собственные впечатления от поездки 1978 года с тем, что рассказывали другие о творившемся в стране насилии. Трудно представить себе, что и то, и другое могло существовать одновременно.

И, в заключение добавляет она, «печально было осознавать, что люди, пережившие американскую военную агрессию, сами превратились в агрессоров по отношению к своим согражданам».

209.

Мей Мак настаивает, чтобы наша встреча прошла тайно. Он не может публично встречаться с европейцем. Пойдут слухи, разговоры.

Он был секретарем и телохранителем Пол Пота. Сейчас он председатель Пайлинского избирательного округа. Мандат он получил от правящей партии, той самой, против которой почти двадцать лет сражался с оружием в руках.

Все дело в лояльности. Никто ни при каких условиях не должен усомниться в его преданности. А люди любят поговорить.

Поэтому мы встречаемся в ресторане, в глубине пустого зала. На нем серый синтетический костюм без воротничка, любимая форма ведомственных чиновников. Человек его положения должен иметь немалые средства к существованию, однако Мей Мак соглашается встретиться со мной при условии, что я куплю ему телефонную карту, пополнить счет на мобильном. И строго объясняет, что в Камбодже при встрече полагается обмениваться подарками. Вы меня понимаете? — уточняет он.

Потом настаивает, чтобы я угостил его завтраком.

Мей Мак — человек, у которого как бы отсутствует выражение лица. За большими очками не проскальзывает ни одной эмоции. Веки полузакрыты. Только интонация выдает его расположение духа.

В Демократической Кампучии его назначили руководителем полетов. Он ничего не знал о воздушных сообщениях и выучился сам по какой-то старой инструкции. Правда, между 1975 и 1979 годами в пномпеньском аэропорту приземлялось не так уж много самолетов. Единственный регулярный рейс был в Пекин, каждую вторую неделю.

Я спрашиваю о гидах, сопровождавших шведов. Был ли он с ними знаком? Ок Сакхун? Сок Рим? Суонг Сикын?

Да, Сикына он знает. Мей Мак рассказывает о вьетнамском вторжении 1979 года. Он бежал на север и по дороге столкнулся с отрядом красных кхмеров, которые арестовали Суонг Сикына, в последнюю минуту покидавшего Пномпень.

— Я много раз видел Суонг Сикына в аэропорту, когда он встречал иностранные делегации. Сейчас его руки были связаны за спиной: эти идиоты хотели расстрелять его, приняв за вьетнамского агента. Я приказал немедленно его отпустить. Так что да, я его знаю, я спас ему жизнь.

Он оборачивается, смотрит на вошедших посетителей. Они разговаривают и смеются, не обращая на нас внимания.

Он объясняет, что Пол Пота в 1997 году сместили предательским путем. Незадолго до этого он казнил бывшего министра обороны Сон Сена и всю его семью.

В официальной историографии говорится, что Пол Пот велел бросить тело Сон Сена под колеса грузовиков. Главнокомандующий Та Мок не вынес этого и приказал своим солдатам арестовать Пол Пота.

Все это ложь, считает Мей Мак. Пол Пот послал несколько солдат пригласить Сон Сена на встречу. Это все. Прозвучал выстрел, все схватились за оружие. В воцарившемся хаосе Сон Сен, к сожалению, был убит. Пол Пот был подавлен горем, говорит Мей Мак. Подавлен. Та Мок — предатель.