Грани русского раскола - страница 69
Вообще, о проблемах и просьбах староверов-поповцев мы осведомлены неплохо, поскольку, как уже отмечалось, существование этого согласия напрямую зависело от состояния церковной инфраструктуры, которая была на виду. (Главным делом белокриницкой иерархии всегда была забота о собственном существовании). Совсем иная картина наблюдалась в беспоповских толках, организационно-религиозные реалии которых продолжали оставаться малозаметными для окружающего мира. Причем ослабление гонений на раскол нисколько не ослабило взаимной отчужденности двух его ветвей – половцев и беспоповцев. Напротив, в новых условиях происходит их дальнейшее расхождение. Беспоповцы принимали веру своих «братьев» за разновидность никонианства. А белокриницкие иерархи, в свою очередь, категорически не желали ассоциироваться с крамольниками, смущавшими народ «своим ехидным учением». Как говорили, например, в Москве два основных течения старообрядчества, если где и пересекались, то лишь в известном ресторане у Егорова в Охотном ряду. Это заведение, в трех поколениях принадлежавшее раскольничьей семье, пользовалось большой популярностью в староверческом мире пореформенной эпохи. Здесь происходили споры о вере, устраивались дебаты, в которых участвовали и известные фабриканты – например, федосеевец Викула Морозов. Купеческая элита Первопрестольной была частым гостем трактира: для ее визитов был отведен специальный зал. Сюда любил захаживать И.С. Аксаков и другие любители староверия. А вот люди далекие от раскола попасть в ресторан не могли; кстати, сектантов здесь не приветствовали.
Не смотря на старообрядческий ренессанс 1880-х годов, внешне он не особо сказался на беспоповцах. В этих староверческих слоях по-прежнему шла интенсивная, но закрытая жизнь. Так, в 1883 году на Преображенском кладбище прошло собрание, именуемое собором, куда съехалось более 180 федосеевских наставников со всей России. Однако властям об этом событии стало известно лишь спустя два года; до этого они не располагали никакой информацией даже о самом факте проведения собора в Москве, не говоря уже о причинах его созыва и о характере заседаний. Обширная деятельность федосеевцев находилась практически вне правительственного контроля. Это подтверждают донесения московского военного генерал-губернатора князя В.А. Долгорукого в МВД. Он сообщал о:
...«замкнутом и таинственном образе жизни беспоповцев... наблюдение за которыми, несмотря на всю тщательность его, представляется весьма затруднительным».
И властям действительно нелегко было разобраться, за кем наблюдать, поскольку большинство беспоповцев числились самыми обычными православными и не проявляли публично свою староверческую принадлежность – о ней, как правило, становилось известно лишь после смерти этих приверженцев раскола. Архивы содержат немало дел с разбирательствами но поводу завещаний православных хоронить их на старообрядческих кладбищах. Для примера сошлемся на случай с потомственной почетной гражданкой Е.П. Соколовой. В духовном завещании московской купчихи средней руки говорилось, что сто тысяч капитала и недвижимость она передает Преображенскому богадельному дому, а похоронить себя просит на раскольничьем кладбище. Эта просьба вызвала большое недоумение, поскольку она значилась православной по крещению, о чем имелись соответствующие записи. Законная наследница (родственница купчихи и жена коллежского секретаря) решила подать в суд заявление о своих правах – собственно, поэтому данный случай и получил огласку. Московский окружной суд принял ее сторону, признав недопустимым православной делать завещательные распоряжения в пользу раскольничьих обществ. Подобные факты лишний раз указывают на истинное религиозное лицо российского купечества, заретушированное синодальным официозом.
4. Капиталистические реалии и народные низы
В завершение раздела необходимо сказать и еще об одной ключевой теме, характеризовавшей староверческий мир в пореформенный период. Настойчивым встраиванием в общую систему капиталистических отношений далеко не исчерпывались задачи купечества, основной костяк которого сформировался в рамках старообрядческой общности. Расщепление хозяйственной модели раскола сопровождалось крайне болезненными процессами, начавшимися с середины XIX века. Утверждение в экономике буржуазных ценностей, куда погружались староверческие хозяйства, приводило их к жесткой конкуренции с предприятиями, учреждаемыми дворянством и иностранными предпринимателями. Экономике раскола, изначально нацеленной на создание и поддержание социальной инфраструктуры единоверцев, были чужды буржуазные ценности. Для нее это стало серьезным вызовом, заставившим задуматься, как никогда ранее, о повышении производительности труда, рентабельности, сокращении издержек. К тому же усиление конкуренции неизбежно сопровождалась концентрацией производств, начавшей набирать силу сразу после отмены крепостного права. Процесс особенно затронул ткацкую и бумагопрядильную отрасли: доля продукции, вырабатываемой на постоянно укрупняющихся фабриках, неуклонно росла. Как замечал Председатель Московского биржевого комитета Н.А. Найденов, в пореформенный период:
...«для существования дел небольших потерялись всякие возможности. Из лиц, с которыми имелись дела, оставалось на виду самое ничтожное меньшинство, большинство же исчезало из торгово-промышленного мира совершенно».