Въ двѣнадцатомъ часу - страница 20
Остальное общество отправилось по образцу пѣшаго хожденія; сначала всѣ вмѣстѣ, гурьбою, а тамъ, чѣмъ круче стало, вилась тропинка по горамъ, и чѣмъ труднѣе было карабкаться по ней, тѣмъ скорѣе все общество разбрелось, раздѣлившись на маленькія групы, изъ которыхъ, кто былъ покрѣпче и потерпеливее, очутился впереди, а кто послабѣе и поспокойнѣе, отсталъ назади. Къ числу первыхъ принадлежали Дургамъ и Бенно, которые вскорѣ скрылись совсѣмъ изъ глазъ остальныхъ спутниковъ; въ числѣ послѣднихъ оказались Свенъ и мистрисъ Дургамъ. Въ первое время Свенъ, надоумленный укорительной проповѣдью Бенно, старался держаться подальше отъ Корнеліи, особенно на пароходѣ, гдѣ не было возможности избѣгнуть стоокихъ наблюденій. И странное обстоятельство! это отчужденіе сегодня было ему легче, чѣмъ можно бы предполагать послѣ неодолимаго впечатлѣнія, какое вчера произвела на него эта красивая женщина. Вчера онъ видѣлъ ее при вечернемъ освѣщеніи и при призрачномъ лунномъ сіяніи. Именно такое освѣщеніе подходило къ гордой, энергичной красотѣ этой женщины, къ ея бледному, хотя и не болѣзненному цвѣту лица. При солнечномъ освѣщеніи украшаются молодыя, свѣженькія, хотя и не совсѣм красивыя лица, румяныя щеки, и даже самыя веснушки ничего не теряютъ, если вознаграждаются плутовскими ямочками на щекахъ. Сегодня Свенъ замѣтилъ, что Корнелія не въ первой уже молодости, что остроумное замѣчаніе Бенно о красотѣ двѣнадцатаго часа, отцвѣтающей черезъ ночь, совершенно къ ней подходило. Конечно, она все же и теперь была прекрасна, и если дневной свѣтъ похищалъ нѣчто отъ могущества ея прелестей, доводящихъ до безумія, зато ея дивный станъ и неотразимая грація движеній безпримѣрно много выигрывали на чистомъ воздухѣ.
Всѣ эти открытія были сдѣланы Свеномъ во время медленнаго восхожденія на гору. Онъ съумѣлъ устроить такъ, что былъ въ числѣ послѣднихъ, для того чтобъ безнаказанно производить свои наблюденія надъ мистрисъ Дургамъ. Она же при началѣ прогулки была въ числѣ передовыхъ, но немного времени прошло, и она присоединилась ко второй групѣ; тутъ оказался чудесный видъ направо за рѣкой, которымъ ей хотѣлось полюбоваться, между тѣмъ какъ ея спутники пошли впередъ, и тогда ей поневолѣ пришлось примкнуть къ третьей и послѣдней групѣ, въ которой совершенно случайно оказался и Свенъ. А такъ какъ они вдвоемъ больше всѣхъ остальныхъ имѣли понятіе о живописныхъ красотахъ природы, то ничего мудренаго не было, что они чаще другихъ останавливались, чтобъ полюбоваться то далекимъ ландшафтомъ, то близкими зубчатыми утесами — и словомъ, они очень скоро отстали отъ другихъ.
— Мы одни остались, замѣтила мистрисъ Дургамъ.
— Ускоримъ немного шаги, такъ и догонимъ другихъ, возразилъ Свенъ.
— Если васъ такъ же мало, какъ и меня, интересуетъ это общество, то останемся при настоящемъ темпѣ.
— Интересуюсь ли я этимъ обществомъ? Нисколько, но думаю, что для васъ совсѣмъ иное... а иначе къ чему бы вы дѣлали себѣ такое принужденіе?
— Это капризъ мистера Дургама. Онъ вообразилъ себѣ теперь, что уединеніе вселяетъ въ меня ипохондрію. Вслѣдствіе этой новой причуды онъ приглашаете всѣхъ, кто только изъявитъ желаніе быть приглашеннымъ Кстати, мнѣ вчера уже хотѣлось васъ спросить, какой счастливый случай привелъ васъ въ нашъ домъ?
— Именно случай, Отвѣчалъ Свенъ: — и случайнѣе этого случая нельзя ничего придумать.
Онъ разсказалъ приключеніе, поводомъ къ которому было легкомысліе Бенно. Не забылъ онъ передать и то впечатлѣніе, которое произвелъ на него ея портретъ.
— Во всю жизнь не видалъ я другой картины, которая такъ глубоко взволновала, бы мою душу.
— Да, сказала Корнелія: — это необыкновенная живопись; мнѣ иногда самой стращно становится предъ нею. Хотѣлось бы мнѣ знать, неужели я когда-нибудь похожа на нее?
— Еще вчера вы имѣли поразительное сходство съ нею — правда, на одну минуту и именно въ то время, какъ я читалъ стихи Эдгара Поэ.
— А знаете ли, эти стихи такъ же пугаютъ меня, какъ и эта картина, которую я почти не признаю за свой портретъ. Отчего это происходитъ? Вѣдь стихи эти такъ хороши!
— Да, это красота заходящаго солнца надъ кладбищемъ съ обвалившимися крестами и мохомъ обросшими плитами; это красота дѣвушки, черные глаза которой блистаютъ такимъ свѣтомъ, который слишкомъ очарователенъ для этого матеріальнаго міра. Однимъ словомъ, это красота Смерти — и полное энергичное чувство жизни ужасается такой красоты.
— Но я ненавижу жизнь... Куда же ведетъ эта тропинка, вотъ та, что направо отъ дороги идетъ по каменной стѣнѣ крутого утеса?
— И эта тропинка таже идетъ на вершину, но она доступна только для тѣхъ, кто не подверженъ головокруженію.
— Такъ пойдемъ и мы по этой тропйнкѣ.
— Ни за что на свѣтѣ!
— Неужели вы думаете, что я могла бы жизнь ненавидѣть, еслибъ боялась смерти? Идемте.
Мистрисъ Дургамъ пошла впередъ по узенькой тропинкѣ. Надъ ихъ головами высилась отвѣсная скала, подъ ихъ ногами скала шла отвѣсною стѣною на нѣсколько сотъ футъ глубины. Въ прежніе годы Свенъ часто тутъ ходилъ и никогда не примѣчалъ въ себѣ ни малѣйшихъ признаковъ головокруженія; теперь же грудь его сжималась невыразимымъ страхомъ, не за себя, но за прекрасное, дивное созданіе, которое въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него ступало легкою и отважною ногой по разбросаннымъ каменьямъ, изъ которыхъ каждый отдѣльно могъ бы увлечь въ бездну. Когда эта опасная тропинка до половины была пройдена, мистрисъ Дургамъ обернулась къ нему.
— Какъ вы блѣдны, господинъ фон-Тиссовъ! сказала она и на ея губахъ мелькнула насмѣшливая улыбка: — неужели вы боитесь?