Виктор Вавич - страница 205

- Анна Григорьевна! Нельзя! Нельзя! - вдруг крепко сказал Башкин,почти крикнул. Он толкнул в плечо Анну Григорьевну. - Надо сейчас жедействовать, действовать!

Анна Григорьевна раскрытыми сумасшедшими глазами смотрела на Башкина.

- Ведь сейчас же, ночью, могут сделать обыск. Надо все, все в егокомнате пересмотреть. Сейчас же! Анна Григорьевна встала.

- Боже, Боже! - говорила она и быстро шла с Башкиным в Санькинукомнату.

- Дуняша! - крикнул Башкин в кухню. - Никого кроме барина не впускать!Я буду просматривать, а вы складывайте обратно, - шептал Башкин.

- Боже! Боже! - повторяла Анна Григорьевна. Она стояла посредикомнаты, давила ладонями виски, расставив вбок локти.

Башкин зажег обе лампы в Санькиной комнате. Он выдергивал незапертыеящики стола, судорожно быстро перебирал, пересматривал.

- Укладывайте! - командовал шепотом Башкин. И выдергивал другой ящик.

Анна Григорьевна с раскрытыми настежь глазами укладывала аккуратновещи - ручки, кисточки, стеклянные трубочки - и дышала все с тем же:

- Боже! Боже!

Башкин обезьяньей хваткой перекидывал книги на этажерке. Он дошелдоверху: поверх книг, завернутая, толстая. Он схватил, сунулся к столу, клампе, быстро рвал веревочку, отрывал бумагу. Сверху переплет, от Библии,не приклеенный! И руки сразу почувствовали железо. Башкин осторожнооглядывал, приткнулся близорукими глазами.

Анна Григорьевна оставила укладку, глядела, задохнувшись.

Башкин вдруг переложил железную книгу на кровать, осторожно, бережно.

- Что это? Что? - шепотом спрашивала Анна Григорьевна.

- Я унесу! - сказал Башкин.

Анна Григорьевна глядела на него, на дверь.

- Что? Вы боитесь, что сейчас придут?

- Пусть придут! - выкрикнул Башкин. - Я скажу, что я! Я принес. Да!Вот сейчас заверну в бумагу, - Башкин сдернул синий оберточный лист списьменного стола, - вот! - Он обернул на кровати в бумагу железную книгу.- Вот! и надпишу: Семена Башкина. Прямо распишусь, подпись пусть будет!

Башкин схватил из поваленного стаканчика цветной карандаш и надписалкрасными буквами - С. Башкин и расчеркнулся.

- Вот, пожалуйте! - он двумя руками осторожно показывал АннеГригорьевне. - Это же бомба! - сказал в самое ухо Анне Григорьевне Башкин.- Я в прихожей положу под стол. Да! И шляпой своей собственной накроюсверху.

Анна Григорьевна молча поворачивалась за Башкиным.

Анна Григорьевна стояла, все глядела на Башкина, когда он вернулся изприхожей, и что-то шептала неслышно.

- Что? Что? - Башкин наклонил ухо.

- Это, наверно, тот оставил... сегодня один заходил без него.

- Я унесу, унесу! Дальше, дальше! - Башкин бросился к постели, отгибалматрац. - Господи! - говорил Башкин. - Господи! Почему у меня, у меняименно, нет матери. Нет, нет матери, - Башкин порывисто откидывал подушки.- На миг, на один миг чтоб была, я все бы отдал, чтоб вот теперь, теперьбыла б, у каждого прохвоста есть, вот сейчас бы. Нет, нет! Вы ему мать, ивам в десять тысяч раз лучше, чтоб я с десятью бомбами попался, чем он содним револьвером. Нет, нет! Не то! Не для этого. Не для этого! - почтикрикнул Башкин и бросил на кровать Санькин сюртук. - Со мной ничего, ничегобы не было. - Башкин сидел на кровати и говорил, захлебываясь. - Я бы обней думал бы, вы знаете, мне эту ночь она снилась, как умирала, закрылаглаза и не дышала, а я бросился - мама! и она встрепенулась и схватила меняза голову и прижала губы поцелуем и - рот уже трупный, а я пересиливаюсь ицелую, а она меня зубом единственным укусила в губы. Страшно больно, - япроснулся. Башкин поднял к губе руку.

- Кончаем, кончаем, - вскочил Башкин. Он бросился перебиратьполотенца. - Все! Все! - говорил возбужденно Башкин. - А ему грозит военныйсуд. И он, может быть, вас тоже ночью укусит в губу.

Анна Григорьевна в столбняке глядела на Башкина.

- Анна Григорьевна! Вы, вы, вы! верите, что я ваш друг? АннаГригорьевна медленно поднимала, протягивала руки. Башкин взялся за ручкудвери. Анна Григорьевна протягивала к нему руки - Башкин вытянул впередголову:

- А Варька! Варька-то! полицмейстерша проклятая, знаете? Живет сМиллером, - шепотом, ясным раздельным шепотом сказал Башкин, - знайте!

Он вышел. Анна Григорьевна не могла двинуться с места.

Анна Григорьевна у себя в спальне на коленках стояла в полутемнойкомнате, и святой Николай-чудотворец все держал с иконы руку - будтоотстранял - нет, нет, не проси! А она сплела пальцы и до боли выворачивалаих друг об друга и била сплетенными руками об пол:

- Яви, яви чудо! Молю! Ну молю же! Жизнь мою возьми, возьми! возьми! -и Анна Григорьевна стукала лицом об пол.

Дуня на цыпочках вошла в столовую и, не звякнув, поставила бурлящийсамовар на стол.

- Умоли! Умоли его! - шептала Анна Григорьевна, шатала в тоскеголовой, и скрипели сдавленные зубы. - Умоли! Она знала, - в этот миг мужтам, у генерал-губернатора.

- Умоли! - и Анне Григорьевне всей силой хотелось, чтоб вышла душа сэтим вздохом, вышла бы жертвой, и опустил бы святитель неумолимую руку.

Так-с

- ЧТО же вы этим хотите сказать? - генерал Миллер глянул строгим ирассудительным взглядом на Тиктина. Глянул грудью со строгим Владимиром уворотника, аксельбантами, приличными, аккуратными, и спокойной звездой.Достойно и прямо стояли пиками две мельхиоровые крышки чернильниц по бокам.И серьезная лампа деловым зеленым уютом поддерживала ровный уверенныйголос.

Андрей Степанович набрал в грудь воздуху, глянул на громадный кабинет,и в полутьме со стены глянул в ответ большой портрет великого князя Николая