Кирза - страница 61
Исподволь, незаметно почти, но начали духи над ним подсмеиваться. Начали отлынивать от работы, если под его руководством посылали их. Тормозить с порученьями. А то и просто хамить в ответ.
Несколько раз Патрушева заставали в курилке, стоящего перед духами. Те же, расстегнутые с его разрешения, развалясь, курили на скамеечке.
Воинов застегивали и пинками гнали в казарму. Патрушеву высказывали, что думают, но сдерживались. До поры до времени.
А потом подняли Патрушева ночью, оба призыва — наш и осенний. Сопротивляться Патрушев не решился. Да и не смог бы.
Сначала били просто, отшвыривая на спинки коек. «Ты не черпак!» — орали ему. «Ты дух, бля! Чмошник ссаный!» Поднимаясь, Патрушев упрямо твердил: «Я — черпак». Удивительно стойким оказался.
Взвод охраны в дела «мандавох» не влезает. Как и они — в наши.
В ту ночь я был несказанно рад этому правилу.
Патрушева сломали морально лишь когда подняли молодых и заставили их пробивать ему «фанеру».
«Ты чмо!» — кричали ему в лицо духи и били в грудак.
По приказу, да. Но — не отказались.
Патрушева опустили до «вечного духа». Запретили расстегиваться, курить в казарме. Получать он стал ежедневно, от каждого, кто пожелает.
Особенно доставалось ему от шнурков и тех же духов.
Осенники дождались своего приказа. Как всегда, ходили слухи о задержке и вообще его отмене. Мы, издеваясь, как могли, поддерживали эти слухи и раздували. В душе надеясь на скорый уход этого призыва.
Следующий приказ — наш. Ждать целых полгода. Мне не верится уже, что когда-нибудь это время придет.
Друзья с гражданки почти перестали писать. Да и письма их — раньше с жадностью пречитывал, а теперь — как чужие мне люди пишут. Университетские сплетни — кто с кем и кого, зачеты-экзамены, сессии… Какие-то купли и продажи — некоторые подались в бизнес. Цены и суммы упоминались для меня нереальные.
Какие бартеры… Какие сессии… Тот мир — совсем чужой для меня.
Выходит, этот, кирзовый — ближе…
Тянутся нудные, тоскливые дни, похожие один на другой, как вагоны километровых товарняков. Лишь, как колеса на стыках, монотонно постукивают команды «подъем!», «отбой!», «строиться!» и чередуется пшенка с перловкой на завтрак…
Новое поветрие в казарме. Не зачеркивать или прокалывать в календарике каждый прожитый день, а терпеть почти неделю. Затем сесть и с наслаждением нарисовать целый ряд крестиков. Те, кто дни прокалывает, вздыхают и непременно разглядывают календарик на свет.
Созвездия крохотных точек на прямоугольничке моего календаря растут, будто нехотя. Чтобы «добить», потребуются целых три месяца, даже чуть больше. А там еще один, новый. Правда, не весь — месяцев пять, а повезет — так четыре. Календарь на девяносто второй уже куплен, с «Авророй» на картинке.
Сваливают на дембель первые осенники — в нашем взводе Колбаса и Вася Свищ. Колбаса уезжает с другими в Токсово сразу после инструктажа.
У Свища поезд поздно вечером, поэтому до обеда он шарится по казарме. «Мандавохи» прощаются с легендой казармы. Васины сапоги, с так и неистершимися подковами из дверных петель, торжественно уносят в каптерку.
После обеда Ворон лично провожает Васю до автобуса. Отпросились на полчаса с работ и нарядов все наши, кроме караула. Все призывы. На КПП Васю угостили прощальной кружкой его любимого чая со слоном и подарили на дорогу кулек пряников.
Каждый жмет ему руку. Вася неожиданно для всех прослезился. Обнимает каждого и застенчиво улыбается.
Здоровенный, бесхитростный парень с далекого хутора Западной Украины. Великан с душой ребенка — единственный из нас остался самим собой. Не примеряя масок. Не пытаясь выжить в стае. Отслужил так, как не дано никому из нас.
Два года прошли не бесследно и для него. В армии он увидел первый раз телефон и телевизор. Обожал смотреть фильмы — любые. Ухмыляясь, молча слушал россказни о девках. Обмолвился раз, что есть у него невеста. Большего вытрясти из него не смогли. «Последний из могикан» — приходит мне на ум. Не просто так — именно эту книгу холодной дождливой ночью дал ему почитать в наряде на КПП. Вася оказался читателем хоть куда, прочел ее за несколько нарядов. Попросил еще что-нибудь. Любимой была у него «Пылающий остров» Беляева.
И вот он уезжает — последний из могикан.
Как ни уговаривал его Ворон остаться на «сверчка» — не согласился.
— Вася, если тебе до поезда снова полдня, ты уж на вокзале-то не сиди… Как в прошлый-то раз, — под общий смех хлопаю его по спине.
История эта известна всем. Получив отпуск, Вася признался взводному, что ни разу в городе не был. Что боится потеряться в Питере и не найти вокзал. Ворон поехал с ним. Довез до вокзала, взял в воинской кассе билет. Посадил в зале ожидания, объяснив, что до поезда шестнадцать часов и Вася может смело погулять если уж не по городу, то вокруг вокзала — точно. Свищ не решился и все это время просидел на вокзале.
Обратно, правда, добрался уже сам.
На дембель я подарил Васе набор открыток «Ленинград — город-Герой». Вася набору обрадовался. Сначала собрался вклеить в свой альбом, затем передумал и убрал в дипломат.
«Виддам матуси ци листивкы. Вона тоды нэ змохла на прысяху прыихаты. А так хотила мисто подывытыся», — объяснил, улыбаясь.
Правда, открытки неожиданно устарели. Ленинград пару недель назад стал Санкт-Петербургом.
— Та ни… — басит Вася. — Тильки четыре ходыны. А запизнюся?
Все опять смеются, окончательно смущая его.
На остановку приходят несколько лейтех и пара капитанов из Можайки.
