О, мой ангел… - страница 36
— Уверен. Мне нравится, что Оленка порхает вокруг меня, как пушинка.
Оуэн ухмыльнулся.
— Как пушинка, говоришь?
— Да, да, порхает, как пушинка. — Он опустил пузырь со льдом. — Я хочу еще раз поблагодарить тебя, друг, за доброту ко мне. — Он схватил Оуэна за руку, лежавшую на руле и сильно потряс ее. — Сколько долларов я тебе задолжал?
Оуэн постарался быстрее высвободить руку, и машина завиляла.
— О, очень много, дружище. — Он взглянул на приближавшийся табор и расплылся в улыбке, когда увидел Надю, стоявшую у стола в окружении дядей. — Но я говорю не о деньгах, Милош. Я говорю о твоей дочери.
Милош хохотнул.
— Да, да, она очень любезна, но сердце у нее, как твердый орех.
Оуэн улыбнулся.
— Наверное, ты хотел сказать, что у нее воздушное сердце, Милош.
Он притормозил, наблюдая, как семейство бросилось к машине. Слишком поздно удирать от них. По виду Нади, которая обычно улыбалась, он понял, что не избежать какого-то неприятного объяснения.
— Похоже, Милош, сейчас у нее сердце действительно как твердый орех.
Милош хмыкнул, снова приставил пузырь к распухшему глазу, а здоровым подмигнул Оуэну.
— Уж я-то знаю, как укрощать малышку Надю. — Он медленно открыл дверцу и шепнул: — У меня двадцативосьмилетний опыт, друг. Слушай и учись.
С громким оханьем он вылез из машины, представ перед родней. Оуэн следил за выражением лица Нади, которое менялось на глазах: от гнева до сострадания.
Наверняка старый цыган знал, как себя вести. Оуэну было интересно, что произойдет дальше. Он тоже вышел из машины и присоединился к толпе.
— Где ты был, папа? — спросила Надя, вопросительно посмотрев на Оуэна.
— Что с твоим глазом? — запричитала Оленка, бросаясь к мужу и отводя пузырь со льдом от его лица.
— Я был в этой самой Америке, дитя мое, — сказал Милош и успокаивающе улыбнулся жене, которая пришла в ужас при виде глаза, окруженного разноцветным синяком.
Оуэн перехватил Надин взгляд. Любопытно, как Милош будет выкручиваться, подумал он и к сказанному отцом добавил:
— Он был в тюрьме.
— Это там его ударили? — закричала Надя.
— Никто его не бил, он просто был в тюрьме, Надя. Успокойся.
Ему вовсе не хотелось, чтобы она побежала в полицейский участок и устроила скандал шерифу. Оуэн обернулся на притихшего было Милоша.
— Кажется, твой отец зашел к Уатту Маршаллу и поговорил с ним относительно Билла.
— Как ты мог, папа?! — Надя подошла к нему. Стоявшие рядом дяди поглядывали на Милоша с уважением. — И ты решил разобраться с ним, не дожидаясь суда?
— Я уже говорил Оуэну, что не собираюсь жаловаться властям. — Он ткнул пальцем в свою волосатую грудь и торжественно произнес: — Я, Милош Кондратович, свободный человек. Я не позволю каким-то людям в черных платьях указывать мне, что есть правильно и как защищать мою семью!
Надя посмотрела на Оуэна.
— Когда назначено слушание?
— Поскольку твой отец отказался от обвинения, этим делом займется моя компания. Уатт Маршалл должен ответить за то, что натворил. Ведь кто-то мог и погибнуть. Я же далек от мысли освободить его от ответственности. Трагедия может произойти снова.
— Хорошо. — Надя кивнула и обернулась к отцу. — Это, верно, Маршалл так тебя разукрасил?
— Он ударил меня только раз, — проворчал Милош. — И все потому, что этот человек — трус. И он ударил-то, когда я отвернулся.
— Тогда почему ты очутился в тюрьме?
— Потому, что я влепил ему в ответ.
Надя снова посмотрела на Оуэна.
— Они сажают людей в тюрьму только за то, что те защищаются?
— Вовсе нет, — возразил Оуэн. — Твой отец очень сильный человек, а Маршалл… — Он почтительно поклонился старику. — Твой отец уложил его отдыхать и вроде надолго.
— И ты был свидетелем этой заварухи?
— Разумеется нет. Я ничего об этом не знал, пока из тюрьмы мне не позвонил сам Милош. Кажется, он решил, что только я способен вызволить его оттуда.
Надя медленно повернулась к отцу и, упираясь пальцем в его грудь, сказала:
— Как могло…
Милош отмахнулся от пальца, неторопливо обошел машину Оуэна, затем скрестил руки на груди и воскликнул:
— Обращаюсь ко всем! Я желаю сделать заявление.
В таборе установилось полное молчание.
— Мой лучший американский друг Оуэн оказал мне и моей семье огромную услугу, защитил и освободил меня. Я перед ним в долгу и знаю, чем отплатить.
Он оглядел всех своих родственников и убедился, что его слушают внимательно.
— Я, Милош Зурка Кондратович, — забасил он, — отдаю тебе, Оуэн, одно из самых дорогих своих сокровищ, дочь Надю Катрину в жены.
У Оуэна отвалилась челюсть.
Надя, даже не взглянув на Оуэна, продолжала смотреть на отца так, словно в первый раз его увидела. Яркий румянец выступил на ее щеках. Она что-то тихо сказала родителям по-русски, сопровождая свою речь жестами. С каждым словом голос ее становился все громче и громче. Те, кто стоял близко, отошли от Нади на безопасное расстояние. Милош что-то бормотал, пытаясь заглушить ее звонкий голос. Надя закончила выступление явно злой фразой, подбоченилась и испепеляющим взором окинула отца.
Оуэну не понравились ни улыбка, сморщившая лицо Милоша, ни алая краска, залившая щеки его дочери. Почему бы Наде, как и большинству ее родственников, не превратить этот эпизод в шутку? Он попытался воззвать к чувству юмора Нади.
— Что касается меня, — сказал он, — то я отвечу: не согласен.
Надина реакция на его слова была быстрой и гневной. Она топнула ногой, погрозила кулачком и что-то произнесла по-русски. Затем резко повернулась, подняв облачко пыли, и зашагала прочь под удивленными взглядами близких. Оуэн хотел последовать за ней, но Милош его остановил.