Клонированная любовь: Как две капли - страница 9
Я не хотел этого говорить. Слова сами пришли на язык. Даже не пришли, а были вытолкнуты откуда-то из подсознания — протестующего, требовательного, ревнивого. Слова, наверное, очень жестокие. Я сам даже сначала не понял, на что намекал и намекал ли вообще. Но Ирина поняла. Резко отвернулась и почти бегом направилась к машине. «Ауди» фыркнул голубоватой струйкой выхлопных газов и, прессуя деликатными иностранными протекторами грязный снег, покатил мимо меня. Мне ничего не оставалось, кроме как проводить автомобиль взглядом.
В квартире на первый взгляд ничего не изменилось, но ощущение того, что здесь были живые люди, что здесь царила жизнь, а не мое одинокое прозябание, было явственным. Воздух стал словно чуть гуще, чувствовался запах духов, кажется, сама атмосфера еще хранила ее тепло, звуки ее речи, в воздухе еще витали вихри, порожденные ее движениями. И не только ее… Не только ее…
Были и более явственные «симптомы»: полдюжины пустых пивных бутылок под столом, обертка дорогой колбасы в мусорном ведре, там же — яркие фантики… Постель чересчур тщательно застлана; в тощей стопке белья в шкафу недосчитывалось одной простыни. Значит, ту, грязную, мятую, унесла. Чтобы я не видел?
Посреди стола — ее сотовый. Забыла? Оставила в залог? Или ни то, ни другое?..
Мобильник зазвонил ближе к вечеру. Как и в первый раз, по телефону голос ее звучал глуше и резче, чем обычно:
— Слушай, я там у тебя прибралась маленько, пыль протерла. Если хочешь, могу еще зайти. Постирать…
— Постирай, — с демонстративной индифферентностью принял я жест примирения. На самом деле, если уж тут порезвилась, то почему бы и не постирать?
Судя по всему, под стиркой она понимала возможность периодически запускать в ванной комнате мой допотопный стиральный агрегат и следом возникать на пороге моей «гостиной» в виде симпатичной фурии — слегка растрепанной, в простецкой маечке и минимизированном фартуке, декоративным лоскутком свисающем с пояса и совершенно не прикрывающем ее длинных стройных ног, мускулистоспортивное великолепие которых только подчеркивалось толстыми черными шерстяными рейтузами или, может, лосинами, как сейчас их называют. Больше на ней ничего не было — я имею в виду, из верхней одежды. Про нижнюю не знаю. Фигуряют тут всякие в эдаком виде, а потом удивляются, почему маньяки за ними по улицам начинают бегать! Причем возникает она каждый раз в дверном проеме не просто так, а с очередной тирадой:
— Ты ведь не очень сердишься на меня, да? В конце концов, что тут такого?
— В чем? — прикидываюсь я несмышленышем.
— Ну, мне показалось, что ты на меня обиделся… Вот скажи, если бы тебе двадцать лет назад попал в руки ключ от пустой квартиры, ты ведь не упустил бы шанс привести девочку?
— Гм, — у меня неожиданно начинает першить в горле. — В наше время все было не так просто. — Не признаваться же этой девчонке, что у меня в мои двадцать лет не было девушки, по крайней мере в том смысле, в котором это принято понимать сейчас! — И все-таки, Ирина, не забывай, что я был парнем…
— Ну и что, что парнем! — перекрикивает она из ванной шум стиральной машины. — Вечно этот мужской шовинизм! Будто девушка не может получать от секса удовольствия большего, чем мужчина!
— А раз может, — совсем слабо бормочу я, — значит, по твоей логике, никакой разницы между полами быть не должно? Девушки могут вести себя так же, как парни?
— О господдя! Из вашего поколения никакие ветры застой не выветрят! — Она вновь возникает на пороге комнаты, но через дверной проем я успеваю заметить, как в прихожей она на ходу вытряхнула из своей сумочки скомканную простыню — ту самую! — и бросила ее в стиральную машинку.
— Хотя бы так! А ты подумай, что скажет мне твоя мать, если узнает!
— Что моя мать? Моя мать, если хочешь знать, выскочила замуж перед третьим курсом. — Она размашисто утирает со лба пот, поправляет пряди волос. — А мне скоро уже двадцать два будет!
У меня что-то просело в груди. Значит, Оля-Вера-Галя все-таки вышла замуж. Прикрыла свой грех. Мой грех! Все сходится! Мы тогда кончали второй курс, в июне я ушел в армию, а ей пришлось выйти замуж. Перед третьим курсом. Пока еще не было видно очевидных признаков. Или видно уже было?
И поэтому вот теперь, двадцать лет спустя, все мои шансы на благополучную семейную старость благополучно идут ко дну: сумбурно выстроенный моей фантазией матримониальный корабль зияет огромной пробоиной. Из доверчиво распахнутых иллюминаторов вырываются предсмертные пузыри воздуха, фистула парового свистка издает прощальный писк…
Наверное, что-то отразилось на моем лице. Во всяком случае, Ирина подскочила ко мне, схватила за руку:
— Да ты что? У тебя — сердце?
— Нет-нет, так, ерунда какая-то. И за кого же она вышла замуж?
— Как — за кого? За моего отца, за кого же! — Ирина с недоумением уставилась на меня. — Ну, учились они вместе…
— Да, да, вот как оно бывает. И как же ее зовут? — пыхтел я, и девушка с нарастающей подозрительностью следила за мной.
— Кого?
— Твою маму.
— Галина Даниловна. — Значит, ее звали Галей! Что ж, теперь хотя бы буду знать. — Да с чего это мы вдруг о моих родителях? Слушай, ты сам-то как без женщины обходишься? Не семьдесят же тебе, в конце концов, лет! Серьезно? Давай я тебя познакомлю с одной маминой подругой. Тридцать восемь лет, разведена, кассир в банке, своя квартира, сын кончает школу, бюст — второй размер, минимум целлюлита!
— Ира, я тебе в отцы гожусь…
— Ну и что, что в отцы! Тебе же всего сорок с хвостиком! В твои годы наши киноартисты мальчиков в фильмах играют и на студентках женятся! А ты…
