Наглый (СИ) - страница 11
— Максим, спасибо за интересное дополнение к замечательному рассказу Дарьи. А теперь у нас по расписанию обед. Давайте поблагодарим Дарью за интересную экскурсию и быстренько все возвращаемся к автобусу.
Я останавливаю девушку перед тем, как она собирается сесть в автобус. Хочу подбодрить и успокоить.
— Даша, экскурсия и правда была замечательная. На Максима не обращайте внимания, он всего лишь подросток, который хочет покрасоваться перед девочками.
— Я понимаю, но все равно обидно… я так готовилась. Еле устроилась на эту должность. Это моя первая экскурсия, а тут такое…
— А я думала, вы давно работаете гидом. — Я ободряюще улыбаюсь девушке и беру ее за предплечья, заставляю посмотреть мне в глаза. — Посмотрите на меня. У вас прекрасно все получается. Лучшего гида нам и не найти.
Девушка улыбается в ответ, и когда мы приезжаем к месту обеда, говорит уже уверенным голосом:
— Это место легендарно. Это не просто кафе, это Пышечная на Большой Конюшенной. Эта пышечная — пространство культурной ностальгии, официально защищенное «Красной книгой памятных мест» Петербурга, оно абсолютно вне классов и сословий: здесь бывают студенты и пенсионеры, бизнесмены и светский бомонд.
Пышки чуть ли не главный, после корюшки, гастробренд Петербурга — и их в промышленных масштабах с 1958 года едят именно в этом кафе, запивая бочковым кофе на сгущенном молоке. Секрет самих пышек — рецепт № 1095 из советского Сборника рецептур блюд и кулинарных изделий для предприятий общепита, который свято блюдут под надзором главного повара Евгении Петровны Александровой семидесяти восьми лет — в эту пышечную она пришла работать в год совершеннолетия.
Пышки и кофе и правда оказались очень вкусными. После обеда мы пешком пошли гулять по Невскому. Максим больше не говорил ни слова. Запал красноречия и язвительности, видимо иссяк. Остальной класс вел себя спокойно — много и часто фотографировались, тихонько шутили. А за ужином я заметила странные переглядывания и увлеченную переписку. Все разошлись по номерам, пожелав мне спокойной ночи. А спустя час толпа чуть ли не на цыпочках кралась к черному ходу отеля.
— Ой! Юлия Сергеевна… — Охает и замирает Козина Оксана, первой заметив меня. В нее утыкаются, не успевшие вовремя остановится.
— Далеко собрались? — Я говорю это излишне спокойно, но замершие стайкой подростки прекрасно знают, что ничего хорошего им это не сулит.
— А мы это… — Пытается что-то сказать Смирнов, но тут же неловко замолкает.
— В магазин. — Продолжает за него Федотов.
— Вот прямо всей толпой? Один кто-то не мог сходить?
— Гулять. Мы идем гулять. — Гордеев, выставив грудь, шагает вперед из толпы. — Уже взрослые. Имеем право.
Он смотрит с вызовом, ожидая, что вот сейчас я начну их ругать.
— Конечно, имеете. И как взрослые люди могли и должны были сказать о том, что хотите пойти гулять, договориться со мной о времени и месте, вместо того, чтобы красться, как мыши. Я же совсем не против. Мы же всегда с вами дружили, разве нет? Еще как взрослые люди, осознающие все последствия своих поступков, должны были подумать, о том, что подставляете меня. О том, что я в ответе за каждого из вас перед вашими родителями и в случае чего — спрос будет с меня.
— То есть вы нам разрешаете? — Смотрят неверяще.
— Разрешаю. Но не сегодня. — Послышались недовольные вздохи. — Это вам вместо наказания. Мы пойдем с вами гулять завтра вечером. Вместе. А сейчас живо по номерам, иначе поездку придется сократить. ВЫ же не хотите завтра полететь домой?
— Нет. — дружным нестройным хором.
— Вот и договорились.
Глава 9
Стылое утро, обдуваемое северными колкими ветрами, обнимало кучку столпившихся у пристани галдящих подростков. Из-за сплошного серого покрывала тяжелых туч никак не могло пробиться тусклое северное солнце и разогнать влажный туман, стелящийся над водой пуховым покрывалом. Глубокие темные воды Невы неспешно несли пароходик под сводами мостов. Озябшие и укутавшиеся в тонкие пледы, дети пытались слушать гида и не замерзнуть тут же насмерть. Я так же, как и мои подопечные, пыталась слушать, но под дробный стук зубов получалось откровенно плохо. И едва экскурсия завершилась, мы дружно забрели в первую попавшуюся кофейню с наслаждением греть руки о невозможно-горячие бока чашек и прятать в них красные носы, вдыхая горький пар и жгучую жидкость. Постепенно отогреваясь, у детей на лицах появляются улыбки. И только Гордеев хмурый и задумчивый.
— А может, ну их на фиг эти экскурсии? — над столом раздается громкий голос Королькова. — Я чет так замерз.
— И я! И я! Да, давайте! — Нестройное помноженное на десяток голосов. Я смотрю на них, таких уже совсем взрослых, а перед глазами стоят пятиклашки, клянчащие одно упражнение вместо трех на домашнее задание.
— И что же мы будем делать? — Спрашиваю.
— А пойдемте в кино! Вся жизнь по расписанию, даже каникулы. Надоело! — Возмущается Катя Пирогова, отличница и тихоня. На нее все смотрят с удивлением.
— Ну, ты Пирожок даешь! — Федотов локтем толкает в предплечье вмиг покрасневшую девчонку. — А как же твое фирменное «это не правильно! Так нельзя»? — он кладет руку на ее лоб и показательно шипит, а потом дует на ладонь. — Юль Сергевна, у Катьки по ходу температура.
— Придурок! — отпихивает девочка одноклассника под общий смех. — Я просто предложила.
— Ну, раз так, тогда объявляю сегодня свободный день! — Я сдаюсь, понимая, что ходить по музеям в семнадцать совсем не весело и далеко не так интересно, как смотреть попсовый фильм. У них и так последний год напряженный до невозможного из-за предстоящих экзаменов, да и юность такая быстрая пора, успеть бы насладиться. — Какие еще будут предложения?