На инстинктах - страница 23

Прикрыл глаза.

Депрессия вещь весьма странная. Вроде холодная чёрная дыра в груди, накал эмоций бурлит в венах, а разум спокоен. Едва вслушиваюсь в то, о чём переговариваются мужики. В голове пусто. Только отчуждённый образ куклы перед глазами и звонкий холодный голос «Не тронь!». Усмехнулся. И ведь не смог же. Так и не смог остановить. Казалось, трону и она растворится, как видение на зло мне.

— Я с таким вообще впервые столкнулся. Катька в истерике бьётся, жалко мальца же, как с одним ушком-то? Решили из роддома забрать. Родная мамаша сразу отказную написала.

Интересно, что она сейчас делает? Переживает ли, как я? О чём думает? Был бы я рядом, я бы просто стиснул её в своих руках и заставил забыть обо всём…

Чёрт. Почему так тошно-то?

— Да, эта хрень такая, — вздыхает Волк. — У моей племяшки тоже была. Правда не так серьёзно, но испугались мы всё равно знатно. Девственную плеву хирург вскрывал.

— Это тоже атрезия, что ли? — удивляется Сора.

— Ага, атрезия гимена.

А я вздрагиваю, услышав эти слова. В медицинской карте куклы было написано именно так. Обернулся и посмотрел на Волка.

— Повтори, — прошу глухо. — Атрезия гимена? Что это за хрень?

Сердце стучит, как бешеное. Потому что уже осознал, но ещё не понял того, что произошло.

— Дем, ты чё? — дёргает меня за плечо Ярыч.

Волк вскинул бровь и пояснил.

— Девственная плева не имеет отверстий. Соответственно кровь скапливается там. Обычно эта хрень диагностируется с первыми месячными. Хирург в итоге плеву удаляет.

Твою мать…

33

Смотрит на меня своими огромными глазами, не понимая, как трудно мне выдавить из себя хоть слово. Не ведая, как тяжко держать сжатыми пальцы, которыми жажду прикасаться к ней. Не замечая, как тяжело мне даётся каждый вдох в саднящую грудь.

— Идём? — срывается с её губ, и я не сразу понимаю, что это вопрос.

— Куда?

Улыбается едва-едва. Невесело. С отчуждённостью.

— Найдём для разговора место потише и потеплее.

Она обходит машину и садится на пассажирское сиденье, как делала раньше, когда мы куда-нибудь ездили. Такое простое действие, уже почти вызвавшее привычку. И тем страшнее утратить эти моменты. Ломка будет адской.

Я сел за руль, завёлся и тронулся, уже зная куда мы поедем. Из подходящих мест на моей памяти был только ресторан с залом, где есть высокие перегородки. Вроде и с людьми, а вроде и наедине. Главное — в руках себя держать.

Доехали быстро и молча. Кукла вышла из машины и терпеливо ждала, а я почему-то не хотел внутрь. Один её взгляд говорил о многом. Сейчас будет битва. Я не хочу её отпускать, а она не хочет со мной оставаться. И я даже понимаю её теперь. С таким придурком встречаться — это нужно терпение иметь.

Внутри было тепло и, как я понял, немноголюдно. Я бы сказал тихо. Нас проводили к столику, взяли заказ. Чашка кофе и чашка чая. Она не поднимает взгляда от столешницы, а я не могу оторвать взгляд от неё.

— Тебе нужно было сразу сказать про атрезию, — выдавливаю из себя, вертя в пальцах зажигалку. — Я бы понял.

Вскидывает на меня потрясённый взгляд.

— Откуда ты знаешь?

— Помнишь карточку твою в руках держал? Я прочёл, но не понял. Сегодня всё встало на свои места.

— Это всё равно ничего не меняет, — снова опустила взгляд.

Официант принёс напитки и ушел, а кукла всё сидела, не глядя мне в глаза, заставляя делать над собой усилия, чтобы не позвать её… чтобы не вынудить смотреть на меня.

— Почему? — спрашиваю через короткие мгновения. — Я слишком плох? Безумен? Скажи, Ань.

— Скажу, — сжала горячую чашку узкими ладонями и утопила в ней свой взгляд. — Мой отец всегда очень любил маму. Как ты выразился, говоря о Лизе, души не чаял, на руках носил. И всё было прекрасно до определённого времени, пока папа не стал проявлять ревность. Слабую, ничем не подогретую. Обычные шутливые вопросы о каких-то знакомых мужчинах или коротких задержках… однажды это всё перемахнуло за границу шутки. Тогда этот козёл впервые ударил маму по лицу. Она не из робкого десятка, потому и сдачу дала и вещи собрала, да только меня увести никто не дал. Тогда начался шантаж, — кукла поднимает взор полный боли. — Постоянные побои и упрёки во всём, что касалось посторонних мужчин. Не так смотрели, не так говорили, не так делали. Они… а наказывал он за это маму. Я не приемлю ревность, где есть насилие, Стас. Вчера ты приложил руку к Денису, а завтра ударишь меня.

Пальцы под столом сжались до боли. Хотелось расквасить морду её папаше. Теперь-то понятно, за что она его так «ласково» зовёт.

— Я никогда в жизни тебя и пальцем не трону, — возражаю, стиснув зубы. — Я же не давал повода так думать обо мне.

Кукла снова отвела взгляд, но на этот раз в нём мелькнуло чувство вины.

— Я не хочу повторять судьбу матери, — выдохнула она.

Её глаза увлажнились, а губы задрожали. Кажется, моя девочка собирается плакать.

К чёрту всё… Чего я собственно жду?

Поднялся со своего места и пересел поближе к ней, обнял за плечи и заставил уткнуться лицом в свою грудь.

— Я никогда в жизни не сделаю тебе больно, кукла. Лучше сам сдохну.

34

Эти слова застряли в моей голове. Мне безумно хотелось ему поверить. А ещё Светкин голос всё время повторял одну и ту же фразу: «А ведь даже пальцем тебя не тронул. Накричал, понятное дело, но ведь сама виновата». И как-то сразу вспомнилось, как он меня собой закрыл, когда взрыв произошел. Как спрятал от глаз подруги, когда она нас застукала. Как дважды примчался спасать в мою квартиру, и как замер, когда коснулась занесённого для удара кулака. Ещё ни разу не дал повода усомниться в нём.