Пленительная невинность - страница 21
— Да, конечно. Богатство вашего семейства и восстановление былого положения в обществе стало настоящей одержимостью. Твой отец не хотел бы, чтобы ты пожертвовал ради этого своим личным счастьем.
Рафаэль сжал кулаки и отвернулся.
— Я вовсе не такой, как мой отец.
Голова Джио дернулась, словно Рафаэль изрек что-то богохульное.
— Коммерческие проекты то и дело терпят неудачу. Люди делают неразумные инвестиции и неправильные выборы…
Рафаэль с болью в голосе ответил:
— Отец выбрал трусливый выход из положения. Ему следовало быть сильнее.
«Ради меня», — хотел добавить он, но не смог вымолвить эти два слова от стыда.
— Он обожал твою мать — ты это знал? Пытаясь завоевать ее руку и сердце, Марко много лет строил свой небольшой бизнес, но при первом признаке бедствия Порция его покинула. Она во всем обвинила мужа. Неспособность твоей матери справиться с потерей, разочарование твоих сестер, большое количество родственников-пиявок и их издевательства — вот что раньше времени свело твоего отца в могилу. Никто больше не верил в него, даже женщина, которую он любил.
Рафаэль почувствовал себя так, словно Джио ударил его под дых. Он столько лет считал своего отца трусом, а оказалось, тот просто был человеком, которому разбили сердце. Может быть, он покинул близких потому, что сначала они отказались от него? Возможно, он не мог вынести того, что выглядел приниженным в глазах любимой женщины.
Его отец любил свою жену, свою семью всем сердцем, и эта его уязвимость только разбила ему сердце и привела к гибели.
— Ты загнал меня в угол, и я ответил ударом на удар.
Джио пристально посмотрел на крестника.
— Как?
— Хочешь услышать это из моих собственных уст? Про Пию?
Джио пожал плечами, рассматривая свои ногти.
— Как связаны между собой моя внучка и покупка тобой акций компании?
— Хватит притворства, Джио! Считаешь, я позволю этому ублюдку Стефано Кастиллаги прибрать к рукам «Вито аутомобилис»? Ты думал, я снова дам тебе шанс провернуть что-то подобное?
— И поэтому ты завел роман с Пией?
Старик выглядел довольным, словно кошка, налакавшаяся сливок. Кровь Рафаэля закипела оттого, что догадка Джио оказалась правильной.
— Скорее это я согласился на ее предложение притвориться, что мы влюблены друг в друга. Ты напугал ее своими требованиями и своим слабым здоровьем, и она обратилась ко мне как к последнему средству.
Рафаэль ожидал, что старик разразится проклятиями, но неожиданно воцарилась тишина. Черт возьми! Неужели Джио тоже знал, что это притворство?
— Никто больше не приблизится к ней. По крайней мере, никто из тех, кому важна не она сама, а ее богатство. В прошлом месяце весь Милан видел, как ты вел себя с ней. Не думай, что я не заметил, какие взгляды ты на нее бросал, словно голодная собака на мясо.
— Боже, Джованни! Не будь грубым — ведь ты говоришь о собственной внучке!
— Видишь, как ты ее защищаешь? Может, заодно доведешь это притворство до конца и женишься на ней? Ты хочешь заполучить мою компанию? Она — твоя. Хочешь мою часть акций, которые по праву принадлежат Пии? Они — твои. Все, о чем я попрошу тебя взамен, — это заботиться о моей внучке, приглядывать за ней, когда я умру. Женись на ней, Рафаэль.
— Ты ведь знаешь: я больше никогда не женюсь.
— Пия совсем не такая, как Аллегра, и не похожа ни одну из тех женщин, которых ты знаешь.
— Она не в моем вкусе. — Рафаэль заставил себя произнести это жестко. — У нее нет ни красоты, ни элегантности. Она не умеет скрывать своих чувств, вечно делает из мухи слона.
— Да, это точно: в твоем вкусе только гламурные пустышки, — фыркнул Джованни с превосходством старика над юношей.
На этот раз Рафаэль был вынужден признать правоту этих слов. Однажды он уже повелся на такую яркую пустышку — и обжегся. Аллегра обладала лишь внешним лоском, но оказалась слабой по натуре. Мать Рафаэля когда-то считалась одной из самых красивых женщин Милана. Она не была жестокой или ветреной, как Аллегра, и даже по-своему любила Рафаэля и его сестер. Но Джио верно заметил, что в ее натуре тоже никогда не было цельности, ей нечего было предложить мужу, когда тот так нуждался в ее поддержке.
Пия отличалась от Порции и Аллегры точно так же, как сам Рафаэль не походил на своего отца, потому что никогда никому не доверял. Ему никогда не понадобилось бы рядом сильная женщина — он и так неуязвим. Разве это плохо?
Джио, чувствуя, что почти победил, решил пустить в ход последний козырь:
— Ты дурак, если не видишь, что я предлагаю тебе все, что ты хочешь. — Он встал, и Рафаэль снова обратил внимание на то, что старик выглядит больным. — Но я не позволю тебе прогнать ее!
— О чем ты говоришь?
— Пия сказала, что собирается ненадолго вернуться в Штаты, чтобы… Не важно… Это все из-за тебя! Ты передо мной в долгу, Рафаэль! Ты должен мне подарить душевный покой. Я хочу быть уверенным, что моя внучка в безопасности с тобой, прежде чем…
Рафаэль не успел ответить, потому что Джованни рухнул прямо на середине фразы. Рафаэль едва успел подхватить его, прежде чем старик ударился об пол.
Глядя, как фельдшеры уносят Джио в машину скорой помощи, Рафаэль понял, что все изменилось. Учитывая то влечение, которое он чувствует к Пии все сильнее с каждым днем, безумные интриги Джованни, повлиявшие на его здоровье, а также принимая в расчет акул, которые всегда будут кружить вокруг Пии, оставался только один выход.
«Наши с Пией судьбы отныне предопределены, — сказал себе Рафаэль. — И мне придется стать тем, кто заставить погаснуть звезды в ее глазах, потому что я никогда не смогу дать ей то, чего она хочет».
