Хобо - страница 50
Вялое шипение было адресовано мне, так же как и поднятый указательный палец: «Я тебя предупреждал, Зокс. Ты не можешь сказать, что не предупреждал».
«Ты чего, все нормально», завопил я самым дружеским тоном, на какой был способен. В тот момент, думаю, я был готов обнять его обеими руками и поцеловать в губы, только бы он не продолжал оправдываться, меля поучительные истории про Барона и его людей, которые всегда кончают тем, что становятся ничьими. Вот насколько мне было жалко, что я спросил у него то, что спросил. «Йоби, на самом деле, все нормально», я не давал ему не только заговорить, но даже поднести к губам сигарету. «Клянусь тебе, все нормально, и давай забудем об этом». Я заставил его смотреть мне в глаза, хотя его веки, отекшие и отяжелевшие, сами закрывались от всей употребленной в эту ночь дури. «Ты мне не крыша, ты мне друг. Ясно?». Пока я произносил эти великие слова, сознание у меня прояснилось, и до меня дошло, что моя жизнь вовсе не зависит от этого разговора. Мне показалось, что и Йоби понял, что я понял, по крайней мере, его вздох производил такое впечатление. Это был вздох человека, который напоролся на собственный принцип — людям нельзя верить, но их нужно принимать всерьез. Сейчас он убедился, что этот принцип действует и в отношении друзей. Особенно друзей. А я убедился, что мой тощий болтун постарел, причем именно в свой день рождения.
Я ушел раньше, чем он заснул. Казалось, я крадусь из чужой незнакомой квартиры. Тупое утреннее солнце стерло предыдущую картину. Она исчезла в сияющей пустоте, в глубине шпалеры накренившихся зданий. На ватных ногах я направился к Кинки.
Она была более проспавшейся, чем я. Я присоединился к ней, и мы вместе маленькими глотками стали медленно пить благословенный, горячий, черный кофе. Она ни о чем меня не спрашивала. У нее была своя ночь. А еще у нее была комната для меня. И сок из свеклы и лимона, чтобы промыть бронхи и кишки. Она его сама делала. Без лимонной кислоты, так она сказала. Натурально витаминизированный, цвета розового вина, смешанного с гибискусом.
«Если есть на свете здоровая кровь, она должна быть такого цвета», сказал я и выпил не поморщившись, а потом улегся, чтобы лучше почувствовать его действие. Разгорался новый день.
«Тебе не помешает, если я его куда-нибудь положу? Давит». Я вытащил пистолет и сунул его под кровать.
«Придет момент, когда ты им воспользуешься. Рано или поздно». Значит, все-таки ей мешает, просто не признается.
«А кто сказал, что я этого еще не делал?». Я вернулся в расслабленное лежачее положение.
«Сначала все выглядит легко», резюмировала она заботливо-иронично.
«Тогда постарайся сделать так, чтобы и дальше было не трудно», сказал я без иронии.
«Тебе придется научиться с этим жить», она продолжила борьбу с трепыханием бабочек в своем животе.
«Не беспокойся. С этой игрушкой я обращаться умею». Я поерзал, стараясь найти самое удобное для сна положение. «Я с ней познакомился раньше, чем с тобой. Можешь такое представить?»
«Никогда тебя не видела с пистолетом и не помню, чтобы ты ими интересовался». Кинки тоже почувствовала, что наша болтовня соскользнула в тупик. Но она считала, что у нее есть право на любопытство в этом вопросе: «Мальчик, кто тебя приучил к опасным игрушкам?»
«Мой дядя», мальчик гордо выпятил грудь.
«А дядя у тебя кто? Какой-нибудь генерал-минерал?» Она нежно потерла ладони одну о другую.
«Да что ты», я взял под защиту очень, очень близкого родственника. «Дядя был машинистом. Но с пистолетами он управлялся еще ловчее, чем с локомотивами». Когда он не удирал из дома на охоту со своими несчастливо женатыми дружками, он часто водил меня на городской пустырь или на поляну за болгарской братской могилой. Там он палил, отводя душу. Сначала я только смотрел, как он это делает, и устанавливал бутылки, которые служили мишенями. Но конечно, скоро стал канючить, чтоб он дал мне пострелять. Судя по всему, он только и ждал, когда будет случай открыть мне тайны своего мастерства. С этого началось наше тесное общение. Я, блин, конечно, был с ним одной крови. Он повторял это все время, пока командовал мне, как держать тело, как держать пистолет, как целиться, как дышать, как задерживать дыхание».
«Какой странный машинист», она с удивлением затянулась.
«Не без того. Он за свою карьеру умудрился троих задавить», я продолжал стирать пыль с семейной легенды.
«Да ладно», воскликнула она со смесью недоверия и изумления, «и что с ним после этого было, с твоим дядей?»
«Ничего», я лежа пожал плечами, и казалось, этого движения было достаточно, чтобы наша болтовня вернулась в правильное русло. «Он так и катался до самой пенсии. Все три случая были доказанными самоубийствами».
«Доказанными самоубийствами?», с еще большим любопытством повторила ошеломленная Кинки.
«Да. Это обычная криминалистическая практика. Несчастный случай должен быть изучен. Если он произошел». Я зевнул и заложил руки под голову. «Компетентные органы проводят расследование, проверяют все обстоятельства, допрашивают свидетелей, если они имеются, и так далее, с целью установить, имел ли место чистый несчастный случай или же несчастный случай с заранее обдуманным намерением, и если это так, то чье это было намерение. Так вот, что касается моего дяди, во всех трех случаях люди добровольно бросились под поезд».
«Добровольно бросились под поезд», Кинки улыбнулась в знак того, что сдается. «Это официальная формулировка?»
«Нет. Это дядина формулировка». Я закрыл глаза. «Для закона достаточно одного слова: самоубийство».
