Хобо - страница 56
Выскочив на улицу, мы тут же напоролись на церберов Джембы. Что ж, мангал без мяса не бывает, правильно? А мясо, правда, оснащенное, стояло перед нами. Гора мяса. Как будто целое стадо диких зверей спустилось с гор, но вовсе не заблудившись. Они охотились. У них были вожаки.
Окружили нас тихо и быстро. Пока мы окапывались, Пеня обернулся ко мне и сказал: «Диджей, ты помнишь финал игры в Мюнхене, в семьдесят четвертом?».
«Еще бы», ответил я с готовностью.
«Голландцы пошли от центра, и не подпустили немцев к мячу. Им только удалось свалить Кройфа на штрафном, и тогда Царь Йохан забил гол с пенальти». Пеня весь погрузился в описание славного прошлого. Зепп Майер стал первым немцем, который прикоснулся к мячу в этой игре, да и то только тогда, когда доставал его из сетки».
«Ага», подтвердил я, «это было на второй минуте».
Примерно столько же времени оставалось и у нас. Я увидел людей с бугристыми лицами, которые приближались к нам скользящим шагом. Выразительно нахмуренные, они были похожи на многократно использованные авиационные пакеты для блевания. Неестественно раздувшиеся вширь. Должно быть, желудки у них были набиты собственной блевотой. Про себя я молился, чтобы обошлось без мясорубки, и тут Пеня крикнул: «Что, гниды, сползаетесь спариваться?». Бритая голова задрожала от неестественного хохота. Он хотел достать пистолет, но не успел и жопу почесать. Его схватили раньше, чем ему удалось вытащить свою длинную «девятку». Двое держали Пеню на прицеле, остальные бросились на него. Они знали, с кем сцепились: у этого крови хватит на все их удары и ругательства. Они размахивали цепями и монтировками, манипулировали пистолетами, с подлой надеждой убить его так, чтобы самим не получить и царапины. Они дышали так тяжело, словно гоняют набитый песком мяч. Им потребовалось немало времени, чтобы повалить Пеню, но и тогда его ухмылка по-прежнему была обращена к тому, кто стоял в стороне и курил сигарету, прислонившись к стене своего хромированного храма. Джемба был очень выразителен и убедителен со своим прямоугольным, как у льва, носом. Он демонстративно и злорадно улыбался тонкими розовыми губами. Неразмороженная упаковка масла из морозилки. Он как бы не обращал внимания на побрякивающую железяками кучу тел. Свою ярость он проявит в каком-нибудь более подходящем месте. И ему не хотелось забивать бритоголового психа просто так, не прочитав ему морали и не насладившись тем, о чем он однажды сможет рассказать своим внукам.
Мне уже стало как-то скучновато, и я бросил тем двоим, которые стояли с пистолетами: «Парни, мне не нужны телохранители». И тут же почувствовал удар тяжелым ботинком, сначала в живот, потом в нос. Теперь мне было не так стыдно. Я пошатнулся, собираясь с силами, чтобы постараться упасть как можно дальше от них и на правый бок. По очень простой причине: я был правша, и я был вооружен. Я замахал руками, как бы пытаясь при падении схватиться за собственную голову, а на самом деле ища удобный момент закрыться плечом и выхватить ТТ. Сделать это незаметно у меня не получилось. Гориллы навалились на меня по-зверски. Новые удары лишили меня последних сил. Один тип вытащил у меня из-за пояса пистолет и треснул им мне по затылку. Я лежал на спине и выдыхал зернистую пыль, липкую от крови. Перед моими глазами появилась шипящая картинка с экрана испорченного черно-белого телевизора. Сквозь подрагивающую темноту просвечивал силуэт Джембы. Кто бы мог подумать, что у него такая выразительная, по сравнению с его гориллами, внешность. Наверное, он специально подбирал таких, чтобы окружающим было легко различать, где он, а где они.
«Хватит», проговорил он лишь тогда, когда удостоверился, что я слышу, что он говорит. «Барон сказал этого оставить». Я слышал его очень, очень ясно. «И его, и его пистолет», добавил он. Он достал магазин, опустошил его и вернул на свое место. Затем грубо запихнул незаряженный пистолет мне под пупок, ТТ как сверло прошел вниз до лобка, вырвав несколько волосков, а потом и до яиц, и, это не пустые слова, я чувствовал, что его плоский ствол буквально придавил мне яйца. Такое я почувствовал бы, даже умирая от побоев, о чем сейчас речь не шла, потому что при сведении своих счетов акулы меня в расчет не брали. И хотя я оказался вне игры, терпеть мне было все труднее. Я сжал зубы, но из горла все равно вырвался мудацкий стон. Треск в голове доносился издалека, одновременно сверху и снизу. Открылась бледно-фиолетовая бездна, которая стала меня засасывать…
Проснулся я от запаха свежего хлеба. Я вдыхал этот запах, пытаясь узнать место, где стоит «вектра», в которую меня упаковали и оставили. Я весь был никакой. Тлеющая боль то ослабевала, то накатывала сильнее, волнами, я не мог нормально двигать ни руками, ни ногами. Это избитое состояние почти не отличалось от карамболь-похмелья, когда отматываешь назад блэкаут. Ввиду того, что я перенес на ногах довольно много таких встрясок, почему бы не перенести и эту? Не делая резких движений, я ощупал все тело. Потом рассмотрел себя в зеркале заднего вида. Отлично, я себя узнал. Очень скоро я узнал и все остальное.
Ну, я немного подремал на парковке перед старым кирпичным заводом, и не более того. Приходил в себя я осторожно, туман в голове рассеивался, как бывает утром в горах. Я прислушивался к своему дыханию, короткому и неглубокому, рывками. Легкие двигались в ритме ударов сердца, по венам распространялось ленивое пульсирование. Ну и досталось же мне, внутренне простонал я, потерплю еще чуток, а потом надо валить отсюда. Так я и сделал под свист резины и стук мотора, работающего не на той передаче. Мне казалось, что педаль газа находится где-то очень глубоко, и я напрягал все силы, чтобы нажать на нее. Убедившись, что наконец-то до нее добрался, я надавил и уже не отпускал до тех пор, пока не разбудил Кинки поцелуем в лоб. Такая братская нежность всегда заставляла ее промолчать. Время было как раз для кофе, сигареты и других способов релаксации за опущенными жалюзи и белыми роскошно-кружевными шторами. Разумеется, Кинки поняла, что сам я ни с чем не справлюсь, обычно после того как тебя избили, становишься вялым. Она встала, и, не ворча и не потягиваясь, потащилась на кухню. Принесла кофе, водку, перекись водорода, миску со льдом и вернулась в кровать, отказавшись принять мои измученные благодарности. Я оставил ее обниматься с подушкой, и она уткнулась в нее, сделав вид, что вовсе и не просыпалась.
