За окном снег… - страница 5
— Здравствуйте, Маргарита Степановна! Как ваши дела? Не потеряли меня? — улыбаясь, спросила Галина.
— Пока держусь, спасибо Галочка. Как прошла поездка? Как отдохнули? Как говорил Ремарк: «Париж — единственный в мире город, где можно отлично проводить время, ничем по существу, не занимаясь». Ну, а как мой старый друг Люко? — с грустью в глазах спросила Авдотьева.
Вопрос Авдотьевой немного обескуражил Галину. Откуда она могла знать о встрече с господином Люко? Словно прочитав её мысли, Авдотьева продолжила:
— Не удивляйтесь, Галочка, моей сообразительности. В тот день, когда пришли вас поздравить с выигрышем путевки из тур фирмы, они принесли вам сто и одну розу. А розы были настоящими голландскими, тёмно-бордового цвета. Я увидела эти прекрасные цветы у вас на комоде, возле вашего стола, когда шла к врачу в процедурную. И узнала почерк. Так дарил цветы, только мой старый друг Люко, он никогда не жалел денег на прекрасное и изысканное. А ещё, самой примечательной чертой было то, как они были завернуты.
— И как же они были завёрнуты? — не скрывая своего удивления, спросила Галина.
— Вы действительно не обратили внимания? — с совершенным спокойствием и слегка улыбаясь, парировала Авдотьева.
— Нет, Маргарита Степановна, — ответила Галина.
— Каждая роза была обёрнута тёмно-синими, бархатными ленточками с инициалами господина Люко — «J.L». И таким образом, я поняла, что ваша встреча с моим старым другом неминуема.
— Маргарита Степановна, господин Люко замечательный человек, он убедительно просил меня, позаботиться о вас в пределах моих возможностей, — произнесла Галина.
— Спасибо Галочка, за вашу доброту. Что он ещё передал мне? — с печальными глазами спросила Авдотьева.
— Он сказал, чтобы вы держались. Ваш адвокат делает всё возможное, чтобы быстрее вытащить вас отсюда. А ещё отдельно просил передать вам, вот эту коробочку, — сказав это, Галина положила красиво упакованную коробочку на колени сидящей вдовы.
— Спасибо Галочка, спасибо родимая, — поблагодарив, она открыла коробочку.
— Ммм…мой любимый бельгийский шоколад! Угощайтесь! Это очень известный и очень вкусный шоколад. Он делается в «Godiva Chocolatier», — передав Галине горсточку шоколадок, Авдотьева заметила маленькую записку. Отложив коробочку, она принялась вслух читать послание:
«Моя милая Марго! Полагаю, вы очень обрадовались, увидев свой любимый шоколад. К сожалению, после смерти вашего мужа, ситуация вокруг вас складывается не самым лучшим образом. Очень много мистики и непонятного. Я прилагаю все усилия, для того, чтобы прояснить вышеизложенное. Уверяю вас, в скором времени всё образуется. Ваша усадьба в порядке. Я навещаю её каждый день. Ваших собак, я забрал к себе и верну их после вашего возвращения. Берегите себя, любящий Вас, ваш друг и покорный слуга, Жан Люко».
Прочитав записку, Авдотьева прослезилась, но быстро утерев слёзы, поблагодарила Галину и, сославшись на усталость, попросила оставить её одну.
Выйдя из палаты Галина не находила себе места. Ей было безумно жаль Марго. Прислонившись к стене у палаты, она подумала: «Жизнь такая сложная штука. Всё в этом мире предначертано. И не получит человек больше того, что ему суждено. Быть богатой и не иметь детей, сидеть в палате для психически больных людей — это либо испытание, либо горькая участь», — подумала она и перекрестилась.
Игорь Закринин сидел в офисе у директора консалтингового агентства — Петра Самойлова, который до смерти обслуживал семью Авдотьевых. Из его источников стало известно, что Самойлов в последнее время, переводил активы покойного банкира за границу. Но его собеседнику, явно не нравилась настойчивость Закринина.
— Послушайте, что вы хотите узнать? И вообще, с какой стати я должен вам открывать информацию? — возмутился Самойлов.
— Да вы правы, Пётр Георгиевич. И вправду, о чём это я? — ехидно улыбнулся Закринин. Он встал, поправил галстук, обошёл стол Самойлова и подошёл к нему. Он даже не заметил, как Закринин взяв его за волосы, с силой ударил его лицом об стол. Самойлов начал сопротивляться и хотел крикнуть, но не успел, Закринин засунул комок бумаги ему в рот и сказал:
— А теперь слушай сюда, урод, если ты произнесёшь хоть одно слово, где-нибудь не там, я тебя так урою, что мало тебе не покажется. Ты вообще исчезнешь так, что ни одна собака не почует твоего мерзкого запаха. Ты меня понял? — грозно посмотрел на него Закринин. — Теперь ты, как миленький, расскажешь мне всё, что тебе известно про Авдотьевых, — сказав это, Закринин вытащил бумагу из его рта.
От такого неожиданного поворота событий, испуганный Самойлов, придя в себя, начал судорожно рассказывать, то, что знал.
— Я действительно многого не знаю. Я всего лишь помогал ему грамотно оформлять перевод денежных средств некой французской девелоперской компании. Мы сняли средства со счетов брокерских компаний и перевели во Францию. Я больше ничего не знаю. Ах да, кстати, я один раз по телефону разговаривал с представителем французского банка, — торопясь говорил Самойлов.
— Его супруга в курсе этих событий? — спросил Закринин.
— Нет. Это я точно знаю, в документах нет её подписи, следовательно, она не в курсе. И потом, Авдотьев попросил меня, чтобы я никому не говорил о сделке. С его супругой я даже не знаком, — ответил Самойлов.
— У тебя, наверное, и телефончик этого француза для меня сохранился? И копии документов? — продолжал Закринин.
— Да конечно, я вам сейчас всё распечатаю. Я оригиналы уничтожил, так велел покойный Авдотьев. Но на жёстком диске сохранил на всякий случай, — проговорил Самойлов.
