Константин Коровин вспоминает… - страница 249

150

Николай Николаевич Комаровский, по словам Коровина, был «близким товарищем Левитана». В мае 1907 года, ссылаясь на то, что Комаровского «знает Серов и многие другие», Коровин просил Остроухова устроить его учителем рисования в городские школы (Константин Коровин. С. 358). Несколько позже, когда Комаровский обратился с аналогичной просьбой к Серову, последний писал тому же Остроухову 2 июля 1907 года: «…помочь ему следовало бы — он недурный художник, вернее любитель, но не пошлый, — и если тебя на самом деле не затруднит, при случае укажи на него» (В. А. Серов. Переписка. Л.; М., 1937. С. 246–247).

151

Поленов умер за шесть лет до того, как Коровин писал эти воспоминания, появившиеся в 1933 году.

152

Иван Иванович Побойнов (1849–?) — вначале библиотекарь Училища, с 1869 года преподаватель русской истории и археологии, затем с 1872 по 1898 год преподаватель географии.

153

О художнике В. Д. Петрове сведений обнаружить не удалось.

154

Михаил Андреевич Тихомиров (1848–?) — доктор медицины, преподаватель анатомии в Училище в 1878–1886 годах.

155

В рецензиях на спектакль никакого упрека Коровину за «синие деревья» не встречается. Художественное оформление «Лакме» — премьера состоялась 18 ноября 1885 года с Ван-Зандт в заглавной роли — восхитило москвичей. В одном из отзывов говорилось: «Поставлена опера „Лакме“ дирекцией Частной оперы с большим вкусом. Декорации, работы художника г. Коровина, и костюмы художественно прекрасны. Такая постановка по роскоши и знанию может считаться почти образцовой» (Хроника // Театр и жизнь. 1885. № 220. 21 ноября).

156

Тереза Ильинична Левитан, в замужестве Бирчанская, — старшая сестра художника. У одного из ее сыновей — З. П. Бирчанского имелось несколько полотен Левитана и произведения других художников конца XIX — начала XX века.

157

Наглость, бесстыдство; здесь — самодовольство (фр.).

158

В декабре 1932 года в Париже состоялся вечер памяти Чехова и Левитана. На нем со своими воспоминаниями выступил Коровин. В заметке, сообщавшей об этом, говорилось: «К. А. Коровин вспоминал художника И. И. Левитана. Будем надеяться, что К. А. Коровин воспроизведет на столбцах газеты свои талантливые наброски, из которых мы отметим сейчас только кое-что: <…> Левитан смотрел на природу через пелену печали. Константин Алексеевич вспомнил, как он с Левитаном ходил в Третьяковскую галерею и какой между ними произошел разговор по поводу картины Перова „Птицелов“. Они нашли соловья хорошо написанным, а лес показался „железным“. Молодые художники решили, что должно быть иначе: соловья не должно быть заметно, а лес должен быть такой, чтобы все понимали, что в нем поет соловей» (Энче. Вечер памяти Чехова и Левитана // Возрождение. 1932. № 2743. 5 декабря).

Спустя десять месяцев в газете «Возрождение» появились воспоминания Коровина о Левитане. Свыше тридцати пяти лет эти воспоминания оставались неизвестными не только широкому читателю, но и искусствоведам. Так, их нет в библиографии ни Коровина, ни Левитана. Впервые воспоминания Коровина о Левитане перепечатываются в первом издании этой книги (М., 1971).

159

Воспоминания о Врубеле состоят из двух разделов. Первый из них включает в себя мемуарные записи, находящиеся в Отделе рукописей ГТГ и весьма неточно напечатанные в изд.: Константин Коровин. С. 180–192. Второй раздел является публикацией воспоминаний, появившихся в 1936 году в двух номерах парижской газеты.

Если в воспоминаниях, хранящихся в ГТГ, и в газетной публикации говорится порой об одних и тех же фактах и событиях, то в их изложении легко заметить существенную разницу, так как мемуарист хотя и допускает повторения, но при этом приводит каждый раз новые интересные подробности.

160

По-видимому, эта встреча в имении у Трифоновского произошла в июле 1886 года, так как, если судить по письму Врубеля от 11 июля 1886 года, именно в это время он там находился: «Я неделю тому назад покинул Киев совершенно случайно. Приехал меня звать отдохнуть в деревню очень милый и обаятельный человек В. С. Трифоновский, которому я пишу портрет его сына. Я счел не только возможным, но просто необходимым дать себе каникулы <…> На днях возвращаюсь в Киев» (М. А. Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике. Л.; М., 1963. С. 69).

161

От французского famine — семья.

162

Акварель «Восточная сказка» Врубель исполнил в течение зимы 1885–1886 годов. Часто общавшийся с ним тогда Н. А. Прахов вспоминает: «Толчок для композиции „Восточная сказка“ дали Врубелю „Сказки Шехерезады“ на французском языке, которые однажды при нем читала вслух моя старшая сестра, а еще большее впечатление произвел превосходный персидский ковер, предложенный старьевщиком моему отцу <…> Он был большой, красивый и яркий, в красно-малиновых тонах. Увидав его, Михаил Александрович пришел в восторг от рисунка и свежести красок, вынул из кармана свой маленький альбомчик и написал на одном листке кусок центральной композиции в перспективе, а на другом — четверть среднего овала. Исправленную „Восточную сказку“ Михаил Александрович принес к нам, где всегда были у отца куски бумаги, картона и клейстер. Чтобы лист картона не покоробился, с другой стороны Врубель наклеил свою акварель „Боярин“, или „Иван Грозный“, как называл ее автор» (Прахов Н. А. Страницы прошлого. Очерки-воспоминания о художниках. Киев, 1958. С. 135). Сам Врубель считал свою акварель «очень законченным эскизом» (М. А. Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике. С. 71). Ныне это произведение находится в Киевском государственном музее русского искусства.