Золушки при делах. Часть 2 - страница 24

   - Погибли? – прищурилась архимагистр. – Как ты?

   - Я… - пожала плечами красотка. – Я – та точка, откуда начинается истечение пространства и времени, и куда они возвращаются, когда подходит срок. Нет никакой вселенской пустоты, жрица, есть только я – извечный хаос, основа всего сущего. А раз нет пустоты, значит…

   - Тебя нельзя уничтожить… - тяжело вздохнула волшебница. – И меня это не радует!

   - Тебя и не должно! – развеселился божок. – Зато тебя радуют другие вещи…

   - Например? – насторожилась Ники.

   - Например, чей-то накачанный торс… - хихикнул младенец, показал Ласурскому архимагистру язык и… исчез.

***

Кипиш давно исчез, а Ники все сидела на камне посреди промерзшего леса, не имея желания возвращаться в душный и шумный бальный зал. Темнота давно не была архимагистру помехой, не скрывала тайную жизнь подкронного мира. Вот пролетела белая сова, похожая на бесшумную смерть. Только тень мелькнула по снегу, да раздался короткий писк пойманного грызуна, то ли мыши, то ли лемминга. Правее, осторожно ступая и дыша, шло стадо полярных оленей. Ни следа оборотней… Должно быть, они уже далеко! Никакие следопыты или солдаты не догонят их, тем более в Узаморе, где лес не в пример дремучее.

   Волшебница наслаждалась тишиной и задумчиво обрывала с платья обуглившиеся крылышки. Слишком долго она жила в городах, в шуме человеческих жилищ. Пожалуй, иногда надо покидать Вишенрог и отправляться на окраину мира – не по делам, не ради исследования нового смертоносного заклинания, а просто так. Погулять.

   Когда камень под ней зашевелился, Ники так удивилась, что осталась сидеть. Сквозь изъеденную изморозью корку проступали один за другим… соблазнительные кубики мужского пресса. Но прежде чем подскочить от испуга, выставив перед собой руки с гудящим на них пламенем, она услышала хриплый насмешливый голос:

   - Не ожидал, что ты оседлаешь меня прямо рядом с Полярным кругом, Твое Могущество!

   Лихай Торхаш Красное Лихо, с которого каменным крошевом спадали остатки морока, медленно сел, опираясь руками о землю.

   Архимагистр шагнула к нему, едва не опалив жадными языками пламени, но вовремя спохватилась и скрыла огонь. Лихай протянул руку.

   - Помоги встать… Я все еще ощущаю себя камнем!

   С неженской силой Никорин вцепилась в оборотня и рванула на себя. Спустя мгновение он стоял лицом к лицу с ней, и только сейчас она заметила, что он полностью обнажен.

   Медленно, словно не веря, она коснулась пальцами его заросших многодневной щетиной щек, узких ярких губ, ключиц…

   Осторожно, будто боясь спугнуть лань в лесу, полковник взял ее за плечи. И оранжевые, полные огня глаза заглянули в глаза цвета озерного льда.

   - Перед смертью я вспоминал о тебе, Ники… - тихо произнес он. – И жалел, что у меня нет права последнего поцелуя!

   Волшебница ощутила, как запульсировала в сердце черная дыра не случившейся потери. Дыра, о которой она не подозревала до этого момента, и где пропадали минуты и дни в ожидании известий о нем. Она действительно могла потерять его!

   Поскольку архимагистр не привыкла подчиняться ничему, кроме собственной воли – вскинула голову и насмешливо посмотрела на него… ощущая в коленях противную слабость.

   - Но ты живой!

   - И голый, - прошептал он ей на ухо.

   От сорванного голоса по спине Ники побежали мурашки, ноги подогнулись. Она почувствовала, как оборотень подхватил ее и прижал к себе. Ощутила каждую выпуклость или впадину на его теле и поняла, что теряет контроль, как тогда, в темной подворотне. Обхватила голову Торхаша ладонями, стараясь причинить боль, забрала его губы своими. Выпить бы его душу, чтобы он не смущал покой, который она так долго и так болезненно взращивала в собственном сердце! Отправить бы его в небытие, дабы даже воспоминаний не сохранилось! Одной любви со всеми вытекающими последствиями ей оказалось достаточно на долгие столетия! Она не хочет повторения!

   Волшебница и сама не заметила, как страх и короткая, яркая ненависть к полковнику сменились страстью. Оборотень был сильнее, и теперь он забирал у нее душу, а она извивалась в его объятиях, впитывая прикосновения и жадные поцелуи, как губка – воду. Одним мощным движением он отодрал от ее платья верхнюю юбку, бросил на землю. И бережно опустил Ники на нее, накрывая собой, как ночь накрывает день, а зимнее покрывало – землю. В это мгновение на всем Тикрее не было более нежных и страстных поцелуев, более крепких объятий, более всполошенного ритма сердец и сбившегося дыхания. Исчезли окружающие холод, тьма и опасности, и весь мир исчез, остались лишь два языка пламени, ласкающие друг друга во вселенской пустоте…

   Спустя какое-то время Ники с трудом открыла глаза – навалившаяся истома никак не отпускала из пуховых объятий. Впрочем, в реальности объятия были жестковаты, но приятно жарки.

   - Хочу пить… - пробормотала она.

   Губ коснулась ладонь оборотня, и она жадно слизала с нее снег. И только после этого заглянула в его глаза и растерянно спросила:

   - Почему так, Лихай? Почему я теряю голову каждый раз, хотя не собираюсь? Я не хочу любви, я ее боюсь, Пресветлая мне порукой! Не хочу, не могу любить тебя, слышишь?

   Он крепче прижал ее к себе и поцеловал в лоб. Так невинно и легко, будто и не было на его коже кровавых полос, оставленных в страсти ее острыми ноготками, а на ней – начинающих багроветь следов его поцелуев и укусов. И ответил:

   - Это не любовь, Ники, нет… Нам просто нельзя друг без друга. Хотя бы иногда.

***