Сладкое зло - страница 31
Вокруг нее взвился голубовато-зеленовато-сероватый вихрь эмоций — тех же, что испытывала и я: благодарность, изумление, нервозность, скептицизм. Как же мне хотелось, чтобы Каидан не мог читать наши чувства!
— Я… я…
Видя затруднение Каидана, я прониклась к нему своего рода состраданием. Он хорошо умел вести разговор, но под пронзительным взглядом Патти растерялся бы кто угодно. На нее нельзя было произвести впечатление ни обаянием, ни остроумием — годилась только неподдельная честность. Я надеялась, что он в состоянии это почувствовать.
— Не знаю, — в конце концов выпалил Каидан, как будто сознаваясь в чем-то чудовищно постыдном. — Обычно я никому не предлагаю помощь.
— Если только в этом нет какой-то выгоды для вас самого?
В вопросе Патти не было ни сарказма, ни осуждения, но я уже приоткрыла рот, готовясь разрядить ситуацию. И закрыла, увидев, что между глазами Патти и Каидана идет напряженный безмолвный диалог.
— Да, — напрямик ответил Каидан. — Удивлены?
— Я не могу ехать прямо сейчас, — сказала Патти. — Должна сделать фоторепортажи с праздничных торжеств и ярмарки штата, иначе мне перестанут давать заказы.
Патти поднялась, повернулась лицом к балконной двери и стала глядеть на улицу, уперев руки в бока. Судя по тому, что палец ее ноги отбивал чечетку на вытертом ковре, она что-то обдумывала.
— Может быть, вам стоит выехать немедленно вдвоем.
Что? Она это серьезно! Каидан выглядел воплощенной невинностью, но мне-то было известно, как он способен себя вести. И я решила, что какими бы ни были его истинные мотивы, это не имеет значения: я верю себе.
— Я понимаю, что сделал странное предложение, — заговорил Каидан, обращаясь к Патти. — И должен сознаться: Анна меня заинтриговала. — От этого слова у меня сделалось тепло на душе — ведь именно им я описала свои чувства по отношению к Каидану, когда разговаривала с Джеем. — Я знаком с другими исполинами, но Анна… отличается.
— Действительно отличается, — согласилась Патти. — Для нее очень важно отправиться как можно скорее, иначе мне бы и в голову не пришло даже подумать о таком варианте. И ей необходимо оставаться в безопасности — я не хочу, чтобы она оказалась рядом с вашим отцом или кем-нибудь еще в том же роде.
— Я тоже не хочу, чтобы она оказалась рядом с моим отцом. — Каидан сказал это с полной искренностью. Он был поистине в ударе и вряд ли мог бы звучать откровеннее. Я поняла, что Патти верила ему.
— Сколько вам лет? — спросила она.
— Семнадцать.
— Но разве для того, чтобы снять номер в гостинице, не нужно достигнуть восемнадцатилетнего возраста?
Задав этот вопрос, Патти закрыла глаза, как будто мысль о нас двоих в гостиничном номере причиняла ей головную боль. Каидан перешел в наступление.
— Я законно признан совершеннолетним, поскольку мой отец много путешествует. У меня есть нужные документы. Но нам не обязательно селиться в одном номере.
Патти принялась взад-вперед шагать по комнате.
— Все-таки я чувствую в этом что-то неправильное. И заставлять вас платить за это…
— Клянусь, я не возражаю, — сказал Каидан. — И вы не будете у меня в долгу.
— Вы оба совсем еще дети. У вас нет способа себя защитить.
— Кое-что есть, и это не только наши сверхвозможности.
Патти остановилась и внимательно посмотрела на Каидана сверху вниз.
— Что вы имеете в виду? Надеюсь, не пистолет?
— Нет, но я неплохо владею ножом.
От воспоминания меня пробрал легкий холодок.
Патти скрестила руки на груди.
— Действительно? Не хотите ли продемонстрировать?
О Боже, что у нее в голове? Лично я в повторной демонстрации не нуждалась.
Каидан поднялся, отщипнул от грозди винограда, лежавшей на барной стойке, одну ягоду, подал Патти, вернулся к кушетке и сел в противоположной от меня стороне.
— Бросьте виноградину через комнату Анне, — сказал он, держа руку возле кармана.
Все случилось почти одновременно. Как только рука Патти начала движение, в руке Каидана оказался извлеченный из кармана и раскрытый нож. Я подставила руки, чтобы поймать летящую виноградину, но тут раздался свист, глухой удар, и мы с Патти подпрыгнули от удивления, а потом одновременно повернули головы к стене. Ягода оказалась пригвожденной к ней серебристым лезвием.
— Как вам это удается? — поразилась Патти.
— Когда я фокусируюсь, всё вокруг для меня как бы замедляется, а мои собственные рефлексы ускоряются.
Он встал и вытащил нож из стены, поймав рукой освобожденную разрезанную виноградину. Потом провел пальцем по отметине.
— Извините, испортил стену. Если надо…
— Нет-нет, я сама позабочусь. — Патти забрала у Каидана ягоду и выбросила в мусорное ведро.
— Не уходите никуда, ладно? Отпустите меня на минутку.
— Хорошо, — сказала я. Патти ушла в свою комнату и закрылась. Каидан пересел поближе ко мне. Я спросила:
— А на самом деле, зачем ты это делаешь?
— Ровно по тем причинам, которые назвал. — В его словах слышалось недоверие к моему вопросу.
Незаметно для себя я принялась грызть ногти. Каидан предлагал взять в поездку не одну меня, а нас обеих. Это казалось существенным. Смешанные чувства по отношению к нему мешали мне судить трезво. Но Патти хорошо разбиралась в людях, и на ее решение можно было положиться. Если она скажет «да», значит, я могу доверять Каидану, если «нет» — значит, в нем есть что-то, не заслуживающее доверия. Я облизнула краешек ногтя на мизинце — там пошла кровь.