Компрессия - страница 121
«Женщина», – понял Кидди.
«Сиф?» – спросил он сам себя.
«Неужели Сиф?» – с надеждой приложил ладонь ко лбу.
«Сиф, Сиф, Сиф», – закрыл глаза, боясь ошибиться.
«Сиф?» – замер в недоумении.
По склону холма поднималась Моника.
Она уже узнала его, ее лицо пошло красными пятнами, она явно сдерживала себя, чтобы не побежать, не завизжать, не залиться слезами, но искусанные губы, которые она продолжала грызть, ее выдавали. Не сводя с него испуганных глаз, она оступилась, попала босой ногой в ручей, ойкнула, тут же упала на колени и начала жадно пить. Ее ноги были изрезаны травой в кровь, красное платье обтрепалось и обвисло от пота. Кидди присел рядом и коснулся ее лодыжки. Она была суха и горяча. Он набрал в ладони воды и стал смывать с ног кровь.
– Я все-таки нашла тебя, – устало рассмеялась она. – Сиф дала мне несколько волоконцев утвердителя и сказала, что если очень захотеть, то во сне можно увидеть все, встретить все, получить все. Ну хоть во сне…
Она снова тихо рассмеялась, коснулась узкой ладонью его головы.
– Правда, она не обещала, что я встречу тебя. Она сказала, что ты действительно не видишь снов, что вряд ли мне повезет. Она сказала, что тебя нужно встречать в реальности, но я-то знаю, что в реальности ты не годишься на роль героя-любовника, ты годишься только на роль ангела, который ничего не обещает и прилетает раз в сто лет.
– Чаще, – сказал Кидди.
– Хоть так. – Она замолчала ненадолго. – Я везучая. Мне очень повезло. Это был последний корешок. Я срезала его сегодня. Вот. – Она показала ему красное пятно на плече. – Сиф научила меня. Я никому не сказала, даже Михе, что эта штука сохраняется на теле. Михи больше нет, Кидди, ты знаешь? Месяц назад он умер. Я не стала тебе сообщать, Луна – это так далеко. Так ты вернулся или нет?
– Вернулся, – сказал Кидди и начал нежно омывать ей колени.
Моника послушно потянула через голову платье.
– Мы поссорились, – она говорила торопливо, лишь закрывала глаза и вздрагивала, когда холодная вода обжигала ее тело или пальцы Кидди касались ее кожи. – Миха хотел ребенка. Он всегда хотел ребенка, но я не могла. Я не могла предавать двоих, даже один Миха – это слишком много. Но поссорились из-за ерунды. Миха опять разбросал свои мячи, спрашивал меня о чем-то, я как всегда смотрела на него и не слышала, что он говорит. Правда, услышала кое-что. Он почему-то рассмеялся, стянул с руки чиппер, бросил его в угол и сказал, что эксперимент требует чистоты. Потом сказал, что через пятнадцать минут, возможно, умрет. Я не поняла. Тогда он сказал, что с ним что-то случилось на работе, на испытаниях их новой программы, и ему кажется… Дальше я ничего не поняла, он что-то говорил о тебе, якобы ты сделал то, что следовало сделать уже давно. Нет, он сказал, что ты убил его, и это оказалось лучшим выходом, потому что потом, когда он ожил, все было как боль. Он сказал, что те мгновения, когда смерть уже захватила твое тело, но твои глаза еще видят, они самые сладкие. Я опять ничего не поняла. Я сказала ему, что он бредит. Он согласился, даже сказал, что бредит уже давно. И еще сказал, что прощает и меня, и тебя, Кидди, и даже Сти. Так и сказал – и даже Сти. Он тогда еще не знал…
Она осеклась, замолчала, уставилась в сторону гор. Кидди стиснул пальцами ее колено.
– Тут так странно. – Она погладила Кидди по голове. – Я искала тебя в разных местах, но тут так странно. Миха умер точно в предсказанное время. Схватился за грудь и упал. Я чуть не сошла с ума. Я ведь так и не успела ничего ему сказать. Миха был хороший, понимаешь, Кидди, хороший!
– Конечно, – негромко выдавил сквозь дрожащие губы Кидди.
– Потом все завертелось. Рокки прилетел, вытащил Брюстера, они дали мне успокоительное, забрали тело Михи. Я почти ничего не помню. Месяц провела как во сне. Ванда смотрела за мной. А потом пришел Сти. Он и раньше приходил, но рядом была Ванда, и я ничего не соображала. А потом пришел Сти, как раз линию бросал Рокки, что-то спрашивал у меня, я сейчас не могу вспомнить, а потом пришел Сти. Он перевернул весь дом, кричал на меня, а потом…
– Не надо. – Кидди погладил ее по щеке.
– За меня больше некому заступиться. – Она смотрела ему в глаза, не отрываясь. – Понимаешь, Кидди, когда иллюзии кончаются, безответная любовь становится невыносимой. Пойдем, – она поднялась, взяла Кидди за руку и повела его вниз, к высокой траве. – Пойдем, я не могу здесь, мне кажется, что на нас смотрят.
– Ну вот, – вздохнула она, когда Кидди устало уткнулся ей носом под руку. – Почти восемь лет прошло, как ты улетел на эту чертову Луну, а теперь мне кажется, что ты никуда и не улетал, а я эти восемь лет просто проспала. И Миха ждет меня дома. Я так много думала о тебе, Кидди, что даже, кажется, начала что-то понимать. Я начала понимать, почему тебя всегда любили девчонки. Почему Ванда вздыхала по тебе, хотя ты всего лишь несколько раз поцеловал ее да разочек нагнул в университетском парке над садовой скамейкой. Да-да, у девчонок гораздо меньше секретов друг от друга, чем ты можешь представить. Почему я сошла с ума от тебя раз и навсегда. Почему холодная Сиф, которая не любила никого, поплыла рядом с тобой. Ведь ты обыкновенный, Кидди. Ты совсем не герой. Ты обыкновенный. Смотри: Миха – гений; Рокки – как раскаленный камень, твердый до хрупкости и совершенный, словно он отполирован древним мастером; Брюстер – добряк и отличный отец; Сти – настоящий мужик, который способен ради дела горы свернуть. А ты обыкновенный. И в то же время – Миха непозволительно мягкий и слабый, Рокки же, напротив, упрямый и несговорчивый, Брюстер нерешителен и тяжел на подъем, а Сти – негодяй. А ты обыкновенный.
