Компрессия - страница 39

– Испытания будут произведены в соответствии с графиком, – отчеканил Кидди. – Вечером я хочу просмотреть отчеты по Ридли Бэнксу. Если вопросов не возникнет, послезавтра приступим к тестированию.

– Вы останетесь довольны, Кидди, – прищурился Котчери. – Уверяю вас.

28

Сон был отвратительным. О том, что это сон, Кидди понял еще в сновидении и даже успел отметить в его мутных потоках, что этот сон уже второй, и значит, действительно, что-то поломалось внутри него, если ему стали сниться обычные сны. Он сидел с Михой на кухне его домика, рядом суетилась улыбчивая Моника, в окна падал солнечный свет, и откуда-то рядом, словно из шайбы разговорника, доносился разговор. Это были голоса Михи и Кидди.

«Почему, почему ты это сделал с собой?» – спрашивал Кидди Миху, тот улыбался, и Кидди тут же понимал, что Моника не видит мужа, именно поэтому она так легка и улыбчива, что напротив него тень Михи, что Миха прозрачен! Сквозь его силуэт была видна спинка стула, дверь, трава, окрашенная дымчатым стеклом двери в черное, мячи, вишни…

«Так надо», – отвечал неслышным Монике голосом Миха.

«Кому надо?» – не унимался Кидди.

«Тебе, Монике, – продолжал улыбаться Миха. – Успокойся. Я все рассчитал. Смотри. Если бы я убил тебя, Моника непременно свихнулась бы, а еще скорее покончила бы с собой. Ведь она влюблена в тебя, Кидди. Так влюблена, что даже я не хотел бы такой ее любви. Моника бы свихнулась или умерла, я бы тоже помешался и, скорее всего, тоже убил себя. Нет, твоя смерть вылилась бы в три смерти. Думаю дальше. Если бы я убил Монику, тогда я тем более убил бы себя, опять же две смерти. Этот вариант лучше, чем первый, но у него есть и недостаток, как бы я ни хотел убить Монику, вряд ли я смог бы это сделать. Остается последний вариант – убить самого себя. В этом случае ты не пострадаешь уж точно, а Моника будет счастлива. Нет, вначале она, я думаю, все-таки погорюет немного, хотя бы из чувства стыда, а потом уж будет счастлива. Ты посмотри на нее! Она уже счастлива! Ты знаешь, что я обещал ей на нашей свадьбе? Я обещал ее сделать счастливой, а Миха Даблин всегда выполняет свои обещания!»

«Почему же ты решил, что она счастлива?» – спросил Кидди.

«Она всю жизнь мечтала оказаться рядом с тобой, Кидди, – ответил Миха. – Она столько раз называла меня твоим именем, что я перестал домогаться ее, только чтобы не слышать его. Ты умчался на Луну, и она не начала угасать только потому, что ныряла в симуляторы с тобой и проводила там больше времени, чем в обычных снах. Скажи спасибо Стиаю: он сделал все, чтобы не пустить ее на Луну, хотя это было не так трудно, твоя зона – это закрытая территория. Но все закончилось, вы вместе, я счастлив».

«Но я не люблю ее!» – почти закричал Кидди, хотя голос по-прежнему рождался где-то в воздухе, минуя не только уши Моники, но и его собственные губы.

«А вот это уже меня интересует меньше всего, – улыбнулся Миха. – Какое мне дело до тебя, Кидди, если тебе никогда не было дела до меня? У меня теперь все хорошо. Жаль, что мы никогда больше не встретимся. Ты не такой плохой парень, каким хочешь казаться».

«Миха!» – попытался вскочить с места Кидди, чтобы ухватить за руку тающую тень, но добился только того, что и сам сон его стал бледнеть и расплываться вместе с хлопочущей Моникой, солнечным светом и исчезающим Михой.

Просыпаться не хотелось, потому что сквозь утреннюю негу пробивалось принесенное из сна ощущение тяжести и беды. Не открывая глаз, Кидди потянулся и с трудом вспомнил сумерки, узкую садовую дорожку, блеснувшую справа воду, силуэт поклонившегося слуги и сон, наваливающийся на него сон. Даже дом осмотреть не осталось сил, только и запомнил узкий коридор в полумраке, стук каблуков за спиной, вежливое бормотание и освещенную вертикальным потоком света низкую постель. Да и зачем осматривать чужой дом, зачем увольнять слугу, чужого человека, не проще ли раскланяться с непрошеными дарителями и раствориться среди стандартных домиков одноэтажных жилых поселков, правила вежливости соблюдены, пора и честь знать. Как говорил Рокки, щепетильность – это свобода. Подарки от тяжелых людей тянут к земле, подарки от легких – к небу. А что он сам, отставной тюремщик, подарил близким? Семейное счастье Михе? Огненный цветок Сиф? Уют и покой Магде? Надо было все-таки сразу забрать ее с собой. С другой стороны, как бы он объяснил ей отказ от такого подарка? Да и нужно ли ей хоть что-нибудь объяснять?

Кидди перевернулся на живот, почувствовал набухшую с утра плоть и тут же услышал покалывание в руке. Линию пыталась бросить Моника.

«Нет», – поморщился он и, не открывая глаз, стряхнул с руки чиппер.

Удар от падения раздался сразу, словно браслет попал на подвернувшийся столик. Кидди открыл глаза и скривился от боли.

Он лежал в точной копии комнаты Сиф. Светло-голубые стены и потолок казались затянутыми дымкой, собранный из натурального дерева пол выглядел живым и не слишком ровным. Белый матрац на полу был сдвинут тревожным сном, одеяло скомкано между ног. Вот только не ветер высотки гулял за распахнутым окном, а слышался плеск и щебет птиц.

– Ненавижу, – прошептал Кидди, скомкал углы матраца, выдохнул, поднялся, окинул взглядом украденное воспоминание, всмотрелся в открывшееся за окном голубое пространство бассейна, замер, мелко дрожа.

«Это месть, – понял Кидди. – Месть Стиая. Надо походить по остальным комнатам. Возможно, там, на стенах, висят портреты Сиф. Звучит ее голос. Может быть, даже пылают на мониторах реконструкции огненного цветка. Знает, куда бить, сволочь. Знает. Одно непонятно, откуда он знает интерьер ее квартиры? Ведь он не мог там быть!»