Космическая трилогия - страница 125

— Уверяю вас, мистер Стэддок, — сказал Уизер, глядя вдаль, — вам незачем… э-э… совершенно незачем беспокоиться. Мы ни в коей мере не собираемся ограничить круг вашей деятельности, не говоря уже о вашем плодотворном сотрудничестве с коллегами, представляющими другие области знания. Мы всецело, да, всецело учтем ваши научные интересы. Вы увидите сами, мистер… Стэддок, что, если мне позволено так выразиться, институт — это большая и счастливая семья.

— Поймите меня, сэр, — сказал Марк. — Я имел в виду другое. Я просто хотел узнать, что именно я буду делать, если перейду к вам.

— Надеюсь, между нами не может быть недоразумений, — сказал ИО. — Мы отнюдь не настаиваем, чтобы в данной фазе решался вопрос о вашем местопребывании. И я, и все мы полагаем, что вы будете проводить исследования там, где этого требует дело. Если вы предпочитаете, вы можете по-прежнему жить в Лондоне или в Кембридже.

— В Эджстоу, — подсказал лорд Феэерстон.

— Вот именно, Эджстоу, — и Уизер обернулся к Фе-верстону. — Я пытаюсь объяснить м-ру… э… Стэддоку, что мы и в малейшей мере не собираемся предписывать или даже советовать, где ему жить. Надеюсь, вы со мной согласны. Где бы он ни поселился, мы предоставим ему, в случае надобности, и воздушный, и наземный транспорт. Я уверен, лорд Феверстон, что вы объяснили, как легко и безболезненно решаются у нас такие вопросы.

— Простите, сэр, — сказал Марк, — я об этом и не думал… То есть, я могу жить где угодно. Я просто…

Уизер прервал его, если это слово применимо к такому ласковому голосу.

— Уверяю вас, м-р_ э-э… уверяю вас, сэр, вы и будете жить, где вам угодно. Мы и в малейшей степени^.

Марк почти в отчаянии решился сказать:

— Меня интересует характер работы.

— Дорогой мой друг, — сказал ИО, — как я уже говорил, никто и в малейшей мере не сомневается в вашей полнейшей пригодности. Я не предлагал бы вам войти в нашу семью, если бы не был совершенно уверен, что все до единого оценят ваши блестящие дарования. Вы среди друзей, мистер… э-э. Я первый отговаривал бы вас, если бы вы думали связать свою судьбу с каким бы то ни было учреждением, где бы вам грозили… э… нежелательные для вас личные контакты.

Больше Марк не спрашивал — и потому, что он должен был сам уже все знать, и потому, что прямой, резкий вопрос изверг бы его из этой теплой, почти одуряющей атмосферы доверительности.

— Спасибо, — сказал он, — я только хотел немного ясней представить себе…

— Я счастлив, — сказал Уизер, — что мы с вами заговорили об этом по-дружески… э-э-э… неофициально. Могу вас заверить, что никто не намеревается загнать вас — хе-хе — в прокрустово ложе. Мы здесь не склонны строго разграничивать области деятельности, и, я надеюсь, такие люди, как вы, всецело разделяют неприязнь к насильственному ограничению. Каждый сотрудник чувствует, что его работа — не частное дело, а определенная ступень в непрестанном самоопределении органического целого.

И Марк сказал (прости его, Боже, ведь он был и молод, и робок, и тщеславен):

— Это очень важно. Мне очень нравится такая гибкость… — после чего уже не было никакой возможности остановить Уизера. Тот неспешно и ласково вел свою речь, а Марк думал: «О чем же мы говорим?» К концу беседы был небольшой просвет: Уизер предположил, что Марк сочтет удобным вступить в институтский клуб. Марк согласился и тут же страшно покраснел, ибо выяснилось, что вступать туда надо пожизненно, и взнос — двести фунтов. Таких денег не было у него вообще. Конечно, если бы он получил здесь работу, он смог бы заплатить. Но получил ли он? Есть тут работа или нет?

— Как глупо, — сказал он. — Оставил дома чековую книжку…

Через несколько секунд он снова шел по лестнице с Феверстоном.

— Ну, как? — спросил он. Феверстон, видимо, не расслышал. — Ну, как? — повторил он. — Когда я узнаю, берут меня или нет?

— Привет! — заорал Феверстон, кинулся куда-то вниз и, схватив своего друга за руку, мгновенно исчез. Марк спустился медленно и оказался в холле, среди каких-то людей, которые, оживленно беседуя, шли по двое, по трое налево, к большим дверям.

2

Долго стоял он здесь, не зная, что делать, и стараясь держаться поестественней. Шум и запахи, доносившиеся из-за двери, указывали на то, что народ завтракает. Марк не был уверен, идти ему или нет, но потом решил, что еще хуже стоять тут, как дураку.

Он думал, что в столовой — столики и он найдет место подальше, но стол был один, очень длинный, и места почти все заняты. Не найдя Феверстона, Марк сел рядом с кем-то, пробормотав: «Здесь можно сесть, где хочешь?» — но сосед его не услышал, ибо деловито ел и разговаривал с другим своим соседом.

Завтрак был превосходный, но Марк с облегчением вздохнул, когда он кончился. Вместе со всеми он пересек холл и очутился в большой комнате, куда подали кофе. Здесь он увидел наконец Феверстона и одного из своих коллег, Уильяма Хинджеста, которого (конечно, за глаза) называли Ящерка Билл и просто Ящер.

Как и предвидел Кэрри, Хинджест на заседании не был и вряд ли знал Феверстона. Не без страха Марк понял, что тот попал сюда как бы в обход всемогущего лорда. Занимался он физической химией и был в их колледже одним из двух ученых мирового класса. Надеюсь, читатель не думает, что в Брэктоне собрались крупные ученые. Конечно, передовые люди не приглашали нарочно тех, кто поглупее, но, как выразился Бэзби, «нельзя же иметь все сразу!..» У Ящера были старомодные усы, светло-рыжие, с проседью. Нос его походил на клюв.

— Вот не ожидал, — вежливо сказал Марк. Он всегда побаивался Хинджеста.