Миры Филипа Фармера. Том 13. Экзорцизм: Ловец душ - страница 118
Видя, что он открыл глаза, она сказала:
— Прости, если можешь, Питер, но мне пришлось. Если бы ты направил дисийцев на наш след, нам бы не удрать.
— В мешке есть две бутылки виски, — сказал он. — Прислони меня к дереву и поднеси к губам бутылку. Я хочу выпить всю кварту. Во-первых, чтобы унять эту дикую боль в голове. Во-вторых, если я не напьюсь до потери сознания, я сойду с ума от похоти. В-третьих, чтобы забыть, какая ты стервозная сука.
Она не ответила, но сделала, как он сказал, прислонив бутылку к его губам и время от времени ее отнимая, когда он переставал глотать.
— Прости меня, Питер.
— Да ну тебя к черту! И чего я с тобой связался! Не мог удрать с настоящей женщиной. Давай еще виски.
За два часа он выпил две трети кварты. Секунду-другую он сидел ровно, глядя прямо перед собой. Потом со стоном вздохнул и захрапел.
Наутро Стэгг проснулся развязанным. Он не жаловался на похмелье и ничего ей не говорил. Просто смотрел, как она делит провизию. После завтрака, за которым он пил много воды, они молча пошли на восток.
Ближе к полудню Мэри заговорила:
— Ни одной фермы за последние два часа. Лес становится реже, и появляются скалы. Мы на пустошах между Дисией и Кейсилендом. Здесь нужно идти еще осторожнее — могут встретиться военные отряды обеих сторон.
— А что страшного встретиться с твоими соплеменниками? — спросил Стэгг. — Ведь это их мы ищем?
— Они могут сначала выстрелить, а потом уже выяснять, кто мы такие, — ответила Мэри, нервничая.
— О’кей, — сказал он серьезно. — Будем кричать издали. Скажи мне, Мэри, ты уверена, что они не обойдутся со мной, как с дисийским пленником? Как бы там ни было, а этот рог может вызвать у них предубеждение.
— Нет, когда я им скажу, что ты спас мне жизнь. И что ты стал Солнце-героем не по своей воле. Конечно…
— Что «конечно»?
— Тебе придется согласиться на операцию. Не знаю, хватит ли у моего народа врачебного искусства убрать твой рог, не убив тебя, но тебе придется попробовать. Иначе тебя посадят под замок. А ты знаешь, что это тебя с ума сведет. Но в таком виде тебе разгуливать не позволят. И я, естественно, и не подумаю идти за тебя замуж, пока у тебя этот рог. Да и ты сначала должен креститься в нашу веру. За язычника я не пойду. Да я и не могла бы, даже если бы хотела: язычников мы убиваем.
Стэгг не знал, зареветь от гнева, зарычать от смеха или заплакать от отчаяния. И никаких эмоций поэтому не выразил. Вместо этого он сказал без всякой интонации:
— Не помню, чтобы я просил твоей руки.
— Ах, это и не требуется, — ответила она. — Достаточно, что мы провели ночь вдвоем без дуэньи. В нашей стране это означает, что мужчина и женщина должны пожениться. Это один из признанных способов сообщать о своей помолвке.
— Но ты же не допустила ничего, что сделало бы оправданным вынужденный брак, — запротестовал он. — Ты все еще девственница. Насколько мне известно по крайней мере.
— Конечно же, я девственна! Но это безразлично. Принимается как данность, что мужчина и женщина, проводящие вместе ночь, не могут противиться зову плоти, как бы ни была сильна воля. Если они не святые, конечно. А святые никогда в такое положение не попадут.
— Так какого же черта и всех подручных его ты так стараешься быть хорошей девочкой? Если назвалась груздем, отчего бы и в кузов не полезть?
— Потому что я не так воспитана. Потому что, — добавила она несколько самодовольно, — не важно, что думают люди. Важно, что видит Мать.
— Ты бываешь такой святошей, что просто свернул бы твою симпатичную шейку! Я тут загибаюсь от такого, чего ты никогда понять не сможешь, и ты все это время могла бы избавить меня от боли без всякого морального для себя ущерба — да и к тому же получить такое, что тебе все женщины мира позавидовали бы!
— Не стоит сердиться, — сказала она. — Ведь это же не так, как было бы дома, где нас обоих могли бы убить, пока мы не успели пожениться. Тогда бы я решилась на грех. И к тому же ты не обычный мужчина. А с этим рогом… Так что тут особый случай. Я уверена, что мы найдем ученого священника и он все эти сложности разрешит.
Стэгг трясся от злости. Он только сказал:
— Мы еще не добрались до Кейсиленда!
Наступил полдень. Стэгг съел куда больше своей обычной порции. Мэри ничего не сказала, но стала за ним наблюдать. Каждый раз, когда он к ней приближался, она отодвигалась. Перепаковав мешок, они пошли дальше. Стэгг начинал ощущать благотворное действие еды. Живая часть рога начала распухать и вставать вертикально. Глаза у него засверкали, он стал время от времени подпрыгивать, похрюкивая от сдерживаемой радости.
Мэри стала отставать. Он был так захвачен приближением приступа желания, что не заметил. Отстав примерно на двадцать ярдов, она побежала в лес и скрылась в кустах. Он прошел еще ярдов двадцать, прежде чем заметил, что ее нет. Тут он заревел и рванулся за ней сквозь кусты и ветви, потеряв осторожность и выкрикивая ее имя.
Он прошел по ее следу, обозначенному примятым бурьяном, до небольшого, почти пересохшего ручья, пересек его и вбежал в дубовую рощу. Тут он потерял след. Побежав в другую сторону, он выскочил из леса и увидел широкий луг.
Еще он увидел десятка полтора мечей, за поднятыми остриями которых виднелись хмурые лица кейсилендеров.
В стороне стояла девушка лет двадцати. Она была одета так же, как Мэри во время сидения в клетке. Это была маскотка. Мужчины были одеты в форму бейсбольной команды Кейсиленда с красными гетрами. В их одежде был только один несоответствующий элемент. Вместо кепок с длинными козырьками на голове у каждого была шляпа с перьями, как у адмирала.
