Миры Филипа Фармера. Том 13. Экзорцизм: Ловец душ - страница 97

Фермер молча распахнул ворота. Он не собирался мешать Солнце-герою реквизировать своего призового производителя. Он отдал бы ему свой дом, жену, дочерей, самую свою жизнь без единого возражения.

Стэгг тронул зверя по дороге к Балтиморе. Далеко впереди в сторону города ехал экипаж. Даже отсюда он разглядел, что в нем сидит Сильвия, спеша предупредить жителей Балтиморы о преждевременном прибытии Двурогого Царя — и, конечно, передать его похвальбу изнасиловать весь город.

Стэгг хотел бы влететь в город по пятам за ней, но лось дышал все еще тяжело, и он пустил его шагом, давая отдохнуть.

За полкилометра до Балтиморы Стэгг ударил его пятками по ребрам и гаркнул в ухо. Тот двинулся рысью, а затем, подчиняясь понуждению всадника, перешел в галоп. Проскакав между двумя низкими холмами, Стэгг вдруг оказался на главной улице Балтиморы. Она шла прямо двенадцать кварталов и вела на центральную площадь, где в спешке собиралась толпа. Как только Стэгг пересек черту города, оркестр грянул «Колумбия, жемчужина океана», и в сторону Солнце-героя направилась группа жриц.

За ними по ранжиру плотно построились маскотки, удостоенные выбора в невесты Солнце-героя на эту ночь. Им очень шли белые юбки колоколом и белые же кружевные вуали; а на кончиках грудей у них поместились белые кружевные оборочки. Каждая маскотка держала букет белых роз.

Стэгг позволил большому лосю замедлить бег до рыси, экономя его силы для финального рывка. Стэгг помахал рукой толпе и поклонился, а потом крикнул девочке-подростку, спрятавшейся за спиной родителей — ей не удалось занять первое место на конкурсе «Мисс Америка»:

— Не плачь, сегодня и на твою долю хватит!

Звуки фанфар, грохот барабанов, визг свирелей ударили в уши и наполнили улицы. Жрицы шли к нему. Они были облачены в светло-голубые платья — цвет богини Марии, божественной покровительницы Мериленда. Согласно мифу, Мария была внучкой Колумбии и дочерью Виргинии. Это она сжалилась над туземцами этих мест и взяла их под свою защиту.

Жрицы, пятьдесят сильнейших, шли к нему. Они пели, бросали цветы бархатца и время от времени испускали возбужденные крики.

Стэгг подпустил их примерно на пятьдесят метров. Тут он сдавил лося ногами и стукнул его кулаком по голове. Тот взревел и попятился, а потом пошел галопом прямо на жриц. Те прекратили петь и остановились в удивленном молчании. Вдруг, поняв, что Солнце-герой не собирается останавливать своего скакуна, что он не тормозит, а разгоняется, они завизжали и попытались отскочить в сторону. Но там уже непроницаемой массой стояла толпа. Тогда они повернулись и попытались удрать от галопирующего лося, сбивая друг друга, спотыкаясь об упавшие тела, загораживая друг другу дорогу.

И только одна жрица не стала убегать. Это была главная жрица, женщина пятидесяти лет, сохранившая девственность в честь своей патронессы-Богини. И она осталась на месте, будто пригвожденная к земле собственной храбростью. Одной рукой она бросила Стэггу навстречу букет ноготков, а другой, держащей золотой серп, начертила символ веры.

Букет упал под ноги лося, был растоптан, а вслед за ним была повержена наземь жрица, и летящее копыто раскроило ей череп.

Столкновение с телом жрицы ни на волос не уменьшило напор лося, весящего не меньше тонны. Он летел прямо на толпу мечущихся и извивающихся женщин.

Лось остановился, будто наехав на каменную стену, но Стэгг полетел дальше.

Он сорвался с наклоненной шеи и взлетел в воздух поверх рогов. Минуту казалось, что он повис. Под ним разлетелась в разные стороны от удара лосиной туши группа жриц в голубом — одни стонали, лежа на спине, другие ползли на четвереньках, третьи катились колесом. Перед ним вертелась на земле оторванная голова — ее зацепило кончиком лосиного рога и сорвало с шеи.

Он пролетел над голубыми ошметками и обрушился на поле белых вуалей, за которыми прятались красные губы, белых разлетающихся юбок и обнаженных девственных грудей.

Потом он упал в западню кружева и плоти и скрылся с глаз.

VIII

До вечера следующего дня Питер Стэгг не просыпался. И все же из своей компании он поднялся первым, если не считать Калторпа, который уже сидел рядом с постелью своего капитана.

— Ты давно здесь? — спросил Стэгг.

— В Балтиморе? Сразу вслед за тобой. Я видел, как ты направил лося на жриц — и все, что было потом.

Стэгг сел и застонал:

— У меня все мышцы болят, будто я горы перетаскивал.

— Так и было. Ты не хотел остановиться до десяти утра. Но у тебя не только мышцы должны болеть. Как спина?

— Болит немножко. Жжет слегка справа внизу.

— И все? — Белые брови Калторпа поползли вверх. — Единственное, что я могу сказать, — эти твои панты не просто гонят в кровь филопрогенетивные гормоны. Они еще помогают восстановлению клеток.

— К чему ты это все?

— Тебе прошлой ночью один человек всадил в спину нож. Тебя это, впрочем, ни от чего не удержало, а рана почти зажила. Конечно, нож вошел не глубже дюйма. У тебя на редкость твердые мышцы.

— Что-то такое смутно помню, — сказал Стэгг. Он вздрогнул. — А что с ним потом сталось?

— Женщины разорвали его на куски.

— А за что это он меня?

— Похоже, умственно неуравновешенный. Он позавидовал твоему интенсивному интересу к жизни и ткнул тебя ножом. Он, конечно, совершил страшное кощунство. Женщины его разорвали зубами и ногтями.

— А почему ты говоришь, что он был умственно неуравновешенный?

— Потому что так это и было — по крайней мере с точки зрения местной культуры. Никто в здравом уме и твердой памяти не возразит, чтобы его жена совокупилась с Солнце-героем. Это на самом деле была бы великая честь, поскольку обычно все время Солнце-героя посвящено девственницам. Ты, впрочем, вчера ночью сделал исключение. Для всего города. Или, по крайней мере, постарался.