Миры Филипа Фармера. Том 18. Одиссея Грина. Долгая - страница 25

Потом, бросив последний взгляд на расположение преследующих судов, чьи силуэты быстро тонули в темноте, Миран уточнил направление и силу ветра. Ветер был такой же, как в тот день, когда они подняли паруса, — добрый восточный ветер, толкавший «Птицу» вперед со скоростью восемнадцать миль в час.

Миран что-то тихо сказал первому помощнику и остальным офицерам, и они исчезли в темноте, окутавшей палубу. Они отдавали заранее обдуманные приказы, но не как обычно, через мегафон, а тихими голосами и прикосновениями. Пока офицеры командовали экипажем, Миран босиком стоял на капитанском мостике. Он стоял, наполовину согнувшись, и словно угадывал действия незримых матросов по дрожи, проходящей по доскам палубы, перекладинам и мачтам. Сейчас Миран был толстопузым нервным центром, собиравшим воедино все безмолвные сигналы, исходящие изо всех уголков тела «Птицы». Казалось, капитан точно знает, что он делает, и если даже он испытывал сомнения или колебания, он ничем их не выдал. Когда Миран заговорил с рулевыми, голос его был тверд:

— Так держать.

— ... шесть, семь, восемь, девять, десять. Пора! Поворачивай! Так держать!

Грину, восседавшему на марсовой площадке фок-мачты, этот поворот показался деянием ужасающим и противоестественным. Он мог чувствовать, как корпус корабля — а за ним, естественно, и его мачта — наклоняется все сильнее и сильнее, пока чувства Алана не начали утверждать, что корабль неминуемо опрокинется и швырнет его на землю. Но чувства обманули Грина. Когда он уже окончательно уверился, что падает, мачта двинулась в обратном направлении и встала вертикально. Впрочем, теперь Грин был уверен, что рухнет в другую сторону.

Внезапно паруса обвисли. Судно попало в мертвую полосу, где паруса не могли поймать ветер. Потом, когда первоначальный импульс еще толкал «Птицу» вперед, паруса загудели так, что напряженно и внимательно прислушивавшемуся Грину это напомнило артиллерийский огонь. На этот раз ветер подул в совершенно неестественном направлении, прямо «Птице» в нос. В результате паруса наполнились ветром, прижавшись средней частью к мачтам.

Парусник почти остановился. Снасти застонали, а мачты громко заскрипели. Потом паруса выгнулись в обратную сторону, несмотря на отчаянные усилия вцепившихся в них матросов, ругавшихся сквозь зубы.

— О боги! — не выдержал Грин. — Что он делает?

— Тихо! — шикнул на него оказавшийся рядом боцман. — Миран ведет корабль обратным ходом.

У Грина отвисла челюсть. Но он воздержался от дальнейших комментариев, попытавшись вместо этого представить, какое странное зрелище должна сейчас являть из себя «Птица удачи», и сожалея, что не может увидеть этого при дневном свете. Грин сочувствовал рулевым, которым пришлось действовать вопреки всем их навыкам. Довольно тяжко было уже попытаться вслепую проскользнуть между двумя кораблями. Но идти обратным ходом! Им нужно было перекладывать штурвал налево, когда все их рефлексы требовали поворота вправо, и наоборот! Несомненно, Миран понимал это и каждые несколько секунд напоминал рулевым.

Грин начал понимать, что происходит. Теперь «Птица» двигалась в прежнем направлении, но с меньшей скоростью, потому что паруса были перетянуты посередине мачтами, не позволявшими ловить ветер всей поверхностью. Следовательно, теперь корабли вингов должны были почти поравняться с ними, ведь торговое судно потратило много времени на этот маневр. Через пару минут винги должны будут нагнать «Птицу», некоторое время идти борт о борт с ней, потом уйти вперед.

Конечно, при том условии, если Миран точно рассчитал скорость и угол поворота. В противном случае стоило ожидать треска ломаемой кормы, в которую врежется нос корабля вингов.

— О Буксотр, — молился боцман, — направь нас прямо, иначе ты потеряешь самого верного своего почитателя, Мирана.

Грин припомнил, что Буксотром звали бога безумия.

Внезапно кто-то схватил Грина за плечо. Это был боцман.

— Ты не увидишь их, — тихо произнес он. — Они чернее ночи.

Грин всмотрелся повнимательнее. Это игра его воображения, или он действительно видит некую темную массу, двигающуюся справа? И другую, едва заметную, — не движение, а лишь намек на него, — слева?

Что бы это ни было, корабли или мираж, но Миран, должно быть, тоже это увидел. Его голос расколол ночь на тысячу осколков, и они уже не собрались вместе.

— Канониры, огонь!

Это выглядело так, словно по команде капитана на волю вырвались прятавшиеся до тех пор светляки. Вдоль бортов вспыхнули огоньки. Грин был поражен, хотя и знал, что трут прятали в корзинах, чтобы винги не могли его заметить.

Потом светляки превратились в длинных пылающих червей — огонь перекинулся на фитили.

Потом последовал мощный рев, и корабль покачнулся. Железные демоны изрыгнули пламя.

И тут же матросы, вооруженные мушкетами, осыпали врага градом пуль. В этом залпе участвовал и сам Грин. Он выпалил в сторону вражеского корабля, на миг озарившегося вспышкой пушечного выстрела.

Снова стало темно, но тишина была нарушена безвозвратно. Люди разразились радостными воплями. Палуба дрожала, словно большая деревянная спина, когда пушки заново подтаскивали к бортовым отверстиям, откуда их отбросило залпом. Что же касается пиратов, они не открыли ответный огонь. Ни единого выстрела. Должно быть, они были слишком ошеломлены.

Миран снова выкрикнул команду, и снова рявкнули большие пушки.

Грин, перезаряжая свой мушкет, обнаружил, что ему надо бы привязаться, а то его заносит вправо. Несколько секунд спустя Алан понял, что «Птица», все еще продолжающая идти обратным ходом, действительно разворачивается вправо.