Фантастические повести и рассказы - страница 114
И все эти капилляры густо оплетали пробуренные нами скважины.
— Любопытная картина, не правда ли? — Голос Гримсона заставил меня вздрогнуть. — Как нетрудно догадаться, эта система ходов развивается лишь после начала бурения очередной скважины. Вот поглядите — чем не иллюстрация к концепции Бланга о живой природе Кабенга?
Он вывел на экран реконструкцию бурения восьмой скважины, заброшенной полгода назад. Верхние три километра робот-бур прошел стремительно, как в земных условиях, затратив на них всего пять суток. Но затем начались задержки — я не специалист и не понимал, чем они были вызваны. Примерно на двенадцатые сутки бурения, когда скважина достигла глубины четырех с половиной километров, вокруг нее стали появляться отдельные каналы, которые с каждым днем становились все более многочисленными. Там, где еще несколько суток назад порода была монолитной, теперь, по мере продвижения робот-бура все ближе к Резервуару, росла все более густая сеть каких-то ходов, пока в конце концов в полутора километрах от Резервуара не случилось то, что не раз уже происходило на соседних скважинах — оболочка ее была разрушена в нескольких местах, связь с робот-буром прекратилась, и через пару суток в нем сработала стандартная программа самоликвидации. Восьмая скважина была потеряна через шестьдесят суток после начала бурения.
— Как я понимаю, это — обычная картина того, что происходит?
— Более или менее. Я показал вам именно восьмую скважину, потому что на ней более полно видны детали процесса. К тому времени мы установили дополнительные приборы и датчики вокруг Туруу и смогли увидеть то, что под нами происходит, во всех подробностях.
Раньше мы могли только догадываться.
— А следующие скважины?
— Они не столь показательны. Эта нас все-таки кое-чему научила, и мы изменили тактику. Человек не зря сумел выйти к звездам, мы все-таки учимся на своих ошибках, и учимся быстро.
Пожалуй, даже слишком быстро, отметил я про себя. И кому-то это очень не нравится, и этот кто-то делает все для того, чтобы остановить нас. Зачем? Скорее всего, мы попросту не способны понять, зачем. Но если быть честными перед собой, то есть, есть причины, по которым можно и нужно остановить нашу безудержную экспансию в Галактике. Потому хотя бы, что эта экспансия грозит сама выродиться в Нашествие. Если вдуматься, то то нашествие человека, о котором я говорил Графу, было нашей повседневной реальностью. Мы единственные из всех встреченных нами разумных существ осваиваем Галактику, не имея, если признаться себе честно, вполне осознанной цели. И меджды, видимо, тоже ее не имели. Что-то в нас самих, что выше нашего понимания, гонит и гонит нас вперед, превращая в конечном счете из разумных существ в некую стихийную силу, изменяющую все на своем пути.
— Как вы объясняете то, что происходит? — спросил я.
— Кабенг — это загадка. Не только геологическая.
— Слушайте, Гримсон, — он меня, наконец, разозлил. — Перестаньте вы увертываться, бросьте вы эти дурацкие намеки и недомолвки. Если вы намерены еще что-то сказать — говорите. Нет — закончим этот разговор. Только имейте в виду, что то, что вы мне уже рассказали, производит весьма неблагоприятное, мягко выражаясь, впечатление о всех вас.
— Какое же именно? — холодно спросил он.
— Какое? Мне кажется, что вы здесь намеренно скрываете информацию, существенную для всей нашей деятельности на Кабенге. Почему Академия не имеет всех этих данных? Почему, наконец, их нет хотя бы у руководства базы?
— Ваш второй вопрос некорректен. Руководство базы имеет все эти данные. Поэтому первый свой вопрос вы можете адресовать им.
— Вы в этом уверены?
Он не ответил, и я понял, что вопрос был излишним. Немного помолчав, он сказал:
— В конечном счете все зависит ведь не от данных как таковых, а от их интерпретации. Руководство базы считает, что эти данные ничего не меняют в нашем понимании целей воздействия на Кабенге, и по-своему они правы. Есть и другие мнения. Вы знакомы с Бланга?
Снова в нашей беседе выплыло это имя.
— Нет, — ответил я. Но я знал, о ком идет речь. Акра Бланга, биоконструктор, работает на второй биостанции все восемь лет, с самого начала проекта. Сто тридцать четыре года личного времени, прежде работал информационным техником на четырнадцати базах — мнемоблоки тут же выдавали их названия и годы работы — затем заинтересовался биоконструированием, после учебы в Институте Биотехнологии в Глазго восемнадцать лет проработал в различных центрах на Земле, а затем, в сорок восьмом году, побывал на Кабенге. Тогда здесь проводились испытания так и не прошедшего в серию рокатора-АМ. С пятидесятого года — член инициативного комитета по воздействию на Кабенге. Один из тех, по чьей милости мы здесь оказались.
— Вам следовало бы с ним поговорить.
— О чем? Об этих данных?
— Не только о них. Неужели вы ничего не слышали о концепции, которую он разработал в последние годы?
— Слышал. От вас, сегодня.
— Очень любопытная концепция. И она многое объясняет.
Концепция… У меня тоже сложилась концепция, которая многое объясняет. Очень многое. Почти все. И аварии. И гибель людей, занятых на неизвестно зачем выдуманных работах. И отсутствие Т-лакта для лечения радиационных поражений. И вообще все, что только может тут приключиться плохого. Простая концепция, идеально простая: здесь, на Кабенге, как и в других местах, где мы подозреваем влияние Нашествия, собралась кучка маньяков-самоубийц, которые делают все, чтобы обставить свое самоубийство наиболее эффектным образом, а заодно и утащить в могилу побольше попутчиков.
