Артуш и Заур - страница 2
Столь же драматичны и картины приезда Артуша в Баку, тоже в составе официальной спортивной делегации — оказываешься во временах мрачного средневековья: жёсткая слежка, каждый шаг таит угрозу.
Роман на изначально отторгаемую тему гомосексуализма, пусть и выступающую в единстве с социополитической проблематикой, да ещё до краёв переполненный оппозиционными мыслями-суждениями, затрагивающими властные структуры, требует не только художнического мужества, но и писательского умения: такое легче начать сочинять, а вот как завершить… — тут надобно чутьё постижения и следования, как говорит теория литературы, правде характеров и обстоятельств.
Сюжетные дороги Артуша и Заура оказались тупиковыми, и автор прибег к финалу, может, в большей степени знаковому, аллегорическому, нежели реалистическому: героям удаётся, избежав слежки, уединиться от соглядатаев в древней Девичьей башне, откуда назад ходу нет, а возвращаться — познать унижения и оскорбления, пройти через новые нестерпимые пытки, причём, вовсе не за то, что они — геи (эта тайна, кажется, так и остаётся не раскрытой окружающими), а потому, что азербайджанец и армянин посмели бросить вызов политике и практике вражды народов-соседей, и тогда — разлука навек. Потому спасением может быть лишь самоубийство — герои выбрасываются с вершины башни.
Включение в действие Девичьей башни, с которой связана легенда о трагической любви, борьбе за свободу личности, усиливает метафорическое звучание повествования: враждой народов-соседей, толкнувшей молодых на гибель, осквернена святая святых — символ гордости и величия.
Вот мысли, с которыми хотелось поделиться по прочтении романа Алекпера.
Чингиз Гусейнов
Писатель, председатель совета по азербайджанской литературе Международного сообщества писательских союзов
АРТУШ И ЗАУР
Пособие по конфликтологии
Посвящается С.
…Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по углам и занимаются совершенно посторонними делами, накопляют себе капитальцы, устраивая судьбу свою на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга, в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов, как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха, и подымут вдруг клики: «Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом? Ведь это все, что ни описано здесь, это все наше — хорошо ли это? А что скажут иностранцы? Разве весело слышать дурное мнение о себе…
…Но нет, не патриотизм и не первое чувство суть причины обвинений, другое скрывается под ними. К чему таить слово? Кто же, как не автор, должен сказать святую правду? Вы боитесь глубоко устремленного взора, вы страшитесь сами устремить на что-нибудь глубокий взор, вы любите скользнуть по всему недумающими глазами»…
Н. В. Гоголь«Мертвые души»
Встреча
1
Тифлис встретил его нежным ветерком. Ступив с четвертого вагона поезда Баку-Тбилиси на грязную бетонную платформу, Заур поднял воротник куртки и слегка поежился. Перекинув рюкзак и ноутбук через плечо, он уверенно зашагал к широким ступеням, ведущим вниз к выходу. Каждый раз, приезжая в этот город, он ощущал запах колбасы, начиненной странными восточными специями. Этот запах ударил в ноздри и сегодня. В крохотных лужицах на платформе под слабыми лучами похожего на аджарское хачапури солнца, уныло плавали окурки. Они напоминали корабли с белыми и желтыми парусами, потерявшие направление в море. Выстроившиеся в ряд на крыше перрона черные вороны нагло каркали, будто приветствуя пассажиров на вороньем диалекте древнегрузинского языка. Мимо Заура стремительно промчалась трехногая, рыжая собака. Видимо, одну из ног она потеряла под колесами поезда, не рассчитав скорость последнего и преувеличив собственные, собачьи возможности.
Большинство хмурых, щетинистых таксистов, стоящих на перроне, были азербайджанцами. На грузинском, русском, азербайджанском и почему-то армянском языках они громко обещали сошедшим с поезда пассажирам весьма дешевый и качественный проезд на такси. Организаторы конференции не прислали за ним машину. Да Заур в этом и не нуждался. Багаж был не тяжелым, в поезде удалось выспаться. Ему захотелось немного пройтись пешком, вдоволь насмотреться на Тифлис, который он не видел уже полгода, войти в духовный контакт с городом.
Едва он шагнул на ступени, его плотно окружили цыганки в пестрых, засаленных нарядах и дружно начали клянчить на азербайджанском. Заур раздраженно оттолкнул девчонку лет пятнадцати:
— Я от вас из Баку сбежал, а вы и здесь меня преследуете. К каким чертям мне от вас убраться?
Сказав это, Заур быстро пошел вниз по ступенькам. Вдогонку послышался глумливый и гневный голос цыганки:
— Убирайся на Баилово!
Заур остановился. Обернулся и посмотрел на девушку. Та, увидев, как ее слова подействовали на скупого молодого человека, расхохоталась и стала корчить гримасы. Этот хохот был тут же подхвачен остальными шестью ее подругами, и семь девушек, похожих друг на друга как две капли воды, образовали дружный ансамбль смеха и попеременного высовывания языков.
Заур на мгновение задержал на них взгляд, как будто стараясь запечатлеть навсегда в своей памяти эту картину, затем резко повернулся и продолжил спускаться. В словах цыганки было нечто страшное, ужасное. Что же могли значить эти слова? Что это было? Предупреждение, намек на опасность и необходимость быть осторожным? А может, цыганка прокляла его?.. И ничего нельзя уже изменить? Слова цыганки были неотличимы от коанов буддистских монахов, достигших нирваны. Теперь он сутками должен ломать голову над этим предложением, постигая его смысл. Эти слова были мудрой загадкой, адресованной только ему, Зауру. Он уверил себя в том, что цыганка — ясновидящая и, дойдя до последней ступеньки, обернулся. Цыганки исчезли из виду. Хорошее настроение тоже куда-то улетучилось.
