Артуш и Заур - страница 32
Грузин, забившихся в кафе, и попивающих кофе или вино, не заботил вопрос, когда и зачем пить. Откуда-то слышался голос хора. Внизу пенилась Кура. Артуш смотрел вдаль. Будто бы там он искал свое прошлое, мысленно пересекал границы Тифлиса и оказывался в Баку.
— О чем ты задумался? — спросил Заур.
— О тебе и о том, что было.
Заур понял, что тот хотел сказать, но спросил еще раз:
— Разве все, что было между нами, это так ужасно?
— Обойди весь Кавказ, побеседуй с людьми. Сможешь ли ты найти в этом регионе кого-нибудь, кто способен был бы понять и принять наши отношения? Нет. Это совершенно иной регион. А мы, позабывшись, действуем, как европейцы. Не могу понять — откуда взялась эта смелость? На самом деле мы детища Запада и не должны здесь находиться.
Заур воровато оглянулся и осторожно взял его руку в свою.
— Артуш, я сделаю для тебя все, что захочешь. Можем уехать в Европу. Я готов уехать туда, куда скажешь.
— Эх, Заур…
Артуш остановился у сырой, холодной каменной стены и оперся на нее рукой. Прикрыл глаза и глубоко вдохнул, словно пьянея от влажного воздуха Куры.
— Знаешь, почему я люблю тебя, Заур?
— Не знаю. Это не так уж важно.
— Я люблю твои глаза, твой голос, твой запах, твою походку. Люблю только тебя. Любовь армян точно такая же, как и любовь азербайджанцев.
— Вот здесь, на этом месте, где мы сейчас стоим, тысячу лет назад великий грузинский поэт Руставели читал любовные стихи царице Тамаре. Знаешь, как похожи его стихи на персидские рубаи?
— Естественно, Руставели, по сути, составная часть великой восточной поэзии. Точнее, по части стиля — иранской поэзии. Может быть, великий лирик Саят-Нова тоже стоял на этом месте…
— Заур, а ты… Почему ты любишь меня?
Артуш произнес эти слова, и разрыдался прямо посреди улицы. Крупные слезы, скатывающиеся по его лицу, сделали его похожим на маленького ребенка. Заур обнял его за плечи и слегка потормошил.
— Артуш, я люблю твою душу, слышишь, душу! Люблю тебя потому, что ты есть ты. Да, я сумасшедший. Мы оба сумасшедшие. Но кому, какое дело? Мы пылкие влюбленные, которые могут вот так прямо расплакаться посреди улицы и любить друг друга, позабыв обо всем.
Артуш тоскливо посмотрел на Заура глазами, полными слез, и спросил:
— Но ведь я — крохотная частичка Армении, которую ты ненавидишь.
Заур растерялся. Он не понимал его:
— О чем ты? Ты — частичка моего детства, ты — частичка Баку. Армения тебе чужда. Ты и сам это знаешь.
Две веселые грузинки, проходящие по узкой улице, удивленно взглянули на двух молодых парней, перешептывающихся у стены, и прошли мимо. Артуш вытер слезы, улыбнулся, склонил голову набок и сказал:
— Так хотелось бы, чтобы твои слова оказались правдой.
— Я не пытаюсь просто лишь утешить тебя. Я говорю правду.
Артуш взглянул на детей, играющих на углу здания, украшенного плющом, и нехотя промолвил:
— Ладно, пусть будет так, как скажешь…
— Пойдем, Артуш… Стоять здесь не имеет смысла. Мне уже холодно.
На крохотной площадке старого Тифлиса всегда полной туристов, гадала чернявая курдская девушка. Они быстро прошли мимо нее. Меньше всего сейчас им хотелось знать о своем будущем. Подсознательно они чувствовали, что будущее их темно, и в конце туннеля света нет. Они опять шли молча, не говоря ни слова. Внезапно Артуш остановился и весело спросил:
— Поднимемся на Мтацминду, на гору святого Давида?
— А что там делать? Я сто раз там был.
— Да ладно тебе?! Можешь и в сто первый подняться. Оттуда прекрасный вид на город. Чувствуешь себя на седьмом небе. Разве этого мало?
Для Заура это было не принципиально и он согласился. Они свернули на боковую улицу и пошли в сторону фуникулера. Через несколько минут небольшой вагон, в который они сели, стал тяжело подниматься на гору Давида. Кроме них, в вагоне находились иностранные туристы. Их гид, молодая грузинка, рассказывала об истории создания легендарного монастыря на вершине горы:
«Давным-давно на этой горе жил святой Давид. В городе жила дочь царя. Эта девушка совершала грех, спала с князем. Со временем князь устал от нее и бросил. А девушка была беременна. Узнав об этом, царь приходит в ярость и приказывает найти человека, который сделал такое с его дочерью. Она боится назвать имя своего возлюбленного и поэтому вместо него называет святого Давида. Разъяренный король приказывает привести Давида во дворец. После того, как Давид приходит в его дворец, он приказывает позвать и дочь. Она повторяет ему сказанное прежде. Тогда святой Давид прикасается тростью к животу девушки и вдруг происходит чудо. Ребенок в ее чреве начинает говорить и называет имя истинного виновника. Святой Давид воздевает руки к небу, молится, и девушка вместо ребенка рожает камень. Теперь из-под того камня бьет родник святого Давида. Бездетные женщины купаются в этом роднике, чтобы забеременеть».
Влюбленные пары стояли у окружающих монастырь стен и смотрели на город. Берег Куры был окутан туманом. Купола церквей напоминали одинокие острова. По восточной и западной части города растянулись сады и парки — зоны отдыха тбилиссцев. Вдали возвышалась крепость Метехи.
— Слышишь, Заур, если таких, как мы, грешников, поймали бы сто лет назад, то заключили бы в крепость Метехи.
— Я и сейчас готов прожить с тобой до самой смерти в этой крепости.
— ?
— Серьезно.
— Жаль, не могу тебя здесь поцеловать.
— Учись терпению.