Клетка семейного очага - страница 60

– Что еще случилось?

– Лешкина теща умерла. Татьяна в больнице. Лешка сказал, что во всем Петька виноват. Он, как оказалось, употребляет наркотики. Лешка говорит, все руки в синяках. Татьяна увидела, а за ней и бабка. А для них Петька – свет в окне!

У Надежды перехватило дыхание. Она представила Зотова, его осунувшееся от бесконечно падающих на него проблем лицо, и с трудом подавила горестный стон. Ей было безумно его жаль. И так же безумно хотелось прижать его голову к своей груди и гладить по лысеющей макушке, успокаивая и делясь своей силой. Той силой, которая дает почувствовать, что ты не один.

Глава 47

Татьяне казалось, что она спит. Иначе как можно объяснить то, что она делала? В реальной жизни такому поступку места быть не могло. Она била и била своего любимца по щекам, смотрела на его болтающуюся, будто на тряпичной шее, голову и злилась. Злость заливала все ее существо, потому что, как и на самом деле, она чувствовала, как краснеет сначала кожа на щеках, а потом краснота заливает все лицо. Он не мог быть ее сыном. Это полудохлое с синими, вздутыми венами существо не могло быть ее кровиночкой. Татьяна вдруг резко оттолкнула от себя совсем не сопротивлявшегося ей чужого парня и опустила глаза вниз. Прямо у ног ее лежало тело матери. И тут Татьяна все вспомнила.

Это все же был сон. Потому что, открыв глаза, она увидела белый потолок. Но сон этот был почти точной копией действительно случившегося. Татьяна застонала.

– Тань, не дергайся. Сейчас врача позову, – Зотов дотронулся до ее ледяных пальцев и вздрогнул. Торопливо, пока она еще не успела его удержать, выбежал за дверь.

Он пришел сегодня с утра, потому что Татьяне вчера вкололи снотворного, и она пробыла в полном забытьи всю ночь.

Вчера, после звонка сына (или кто он ему?), Зотов, заводя машину, даже предположить не мог, что его ждет. Он открыл ему дверь, этот похожий и непохожий на Петьку тощий подросток. Зотов, не видевший его чуть больше месяца, ужаснулся. И понял все сразу. Будто пакостная картинка встала перед его затуманенным от бешенства взором. Картинка, услужливо подсунутая воспаленным воображением: Петька в полном отрубе на грязном матраце, в какой-то квартире, больше похожей на общественный сортир. Зотов потом, позже, понял, что такой притон он видел в криминальной хронике по телевизору. Просто поместил мысленно туда Петьку. Вписался Петька, который сейчас стоял перед ним, в то место идеально.

– Что тут у вас? – Зотов отодвинул плечом (руками даже дотрагиваться не хотелось) Петра и шагнул в коридор. Тишина, нарушаемая лишь тихим воем, была непривычной. Он внимательно посмотрел на сына, прижавшегося к стенке. Подошел и поднял его голову за подбородок. Кожа на щеках Петьки была пунцово-красной. Зотов опустил руку, и голова парня тут же упала на грудь. Зотов пошел по коридору в сторону спальни. Он сначала не понял, что за старуха двигается навстречу, протягивая к нему дрожащие руки. Волосы, словно в безумном начесе, торчали в разные стороны. Размазанная по лицу тушь придавала ему оттенок синевы. Губы, все еще яркие от помады, тряслись и дергались.

– Таня? – он осторожно отступил назад.

– Ты?! Это ты во всем виноват! Будь ты проклят! – вдруг завопила старуха Татьяниным голосом.

– Пап, она меня избила. Ты осторожнее, она с ума сошла, – откуда-то сзади раздался Петькин голос.

– Заткнись. «Скорую» вызови, не видишь, плохо ей. Ну, живо! – он зло зыркнул на сына. Петр кинулся на кухню, видимо, за телефоном.

– Таня, успокойся. Где мама? – Зотову удалось обойти жену сзади и удержать за плечи.

– Там, – Татьяна кивнула. – Только там не она, там труп. Ты убил и ее!

– Хорошо, иди в комнату. Полежи, я схожу, посмотрю, что с Раисой Сергеевной.

Татьяна, неожиданно послушавшись, зашла в спальню и закрыла за собой дверь.

Зотов, увидев скрюченное в последней судороге тело, сразу понял, что теща мертва. Страх и боль были последними эмоциями, испытанными ею в этой жизни.

Он как-то забыл про Петьку. Оставив его в квартире, отвез жену в больницу, а тело тещи санитары забрали в морг. А когда в конце дня позвонил в дверь своей бывшей квартиры, ему никто не открыл. Зотов порадовался, что захватил запасные ключи, всегда лежавшие в маленьком ящике стенного шкафа в прихожей. Он думал, Петька сбежал, испугавшись гнева его, Зотова. Но тот был дома.

Сын – не сын полулежал в кресле, раскинув по подлокотникам руки. Под правой рукой на пушистом ковре лежал пустой шприц.

– Вот урод! Да кончится ли это когда-нибудь?! – Зотову пришла в голову отчаянная мысль, что бесполезно расставаться с прошлым. Оно догонит и добавит. А то и не отпустит совсем. Посмотрев на сына, он вдруг насторожился. Из уголка рта Петьки текла пенящаяся слюна.

– Черт! Черт! – орал он, тыча в телефон. А потом молил бога, чтобы «Скорая» успела. А потом был очередной больничный коридор. А потом он ждал, пока выйдет врач. Зотов ждал, чтобы его успокоили, но слова «мы сделали, что смогли», поставили точку. Он только покачал головой. И пошел прочь. Позвонила Арина, но он не смог бы ее видеть. Зотов любил ее так, что не хотел, чтобы она отобрала бы у него хоть частичку его боли. А она бы отобрала. И сама бы заболела его горем. А ей и своего хватает. Или у них теперь все общее?

Зотов лег спать в своем бывшем кабинете. Прямо на диване, в одежде, подложив под голову дурацкую синюю подушку в виде сердечка. Разве сердце бывает синим?

И проспал до утра…

– Татьяне лучше? – спросил он у врача, который подошел к нему сам.

– Да, в общем. Сильный нервный срыв. Главное, оградить ее от волнений.