Тайна банкира. Красная мантия - страница 103
— Я не верю этому, — смело сказал я, но в душе я был смущен. — Он не может говорить.
— Да, и все-таки он сумел рассказать нам все, что нас интересовало. Наконец, он сам обещал повести нас, куда нам нужно, — насмешливо ответил капитан. — Бич — это такое средство, которое если не способно вернуть человеку язык, зато может придать ему сообразительность. И я имею основание думать, что он сдержит свое слово, — продолжал он с отвратительной улыбкой. — Во всяком случае, я должен предупредить его, что если он не сделает этого, то никакое ваше геройство не поможет ему. Это закоренелый бунтовщик и известен нам давно. Я исполосую его спину до самых костей, до самого сердца, и уж добьюсь своего, несмотря даже на ваше вмешательство, будь вы пр…
— Потише, потише, — сказал я, отрезвившись: я видел, что он говорит правду. — Так вы говорите, что он согласен показать убежище г. де Кошфоре?
— Да, согласен, — ответил капитан. — А вы что-нибудь имеете против этого, господин шпион?
— Нет, ничего, — сказал я. — Но я пойду с вами. И если вы будете живы через три месяца, то за такие слова я вас убью позади казарм Оша, г. капитан.
Он побледнел, но ответил довольно смело:
— Не знаю, пойдете ли вы с нами. Это еще нас надо спросить.
— Я имею инструкции кардинала, — внушительно возразил я.
— Инструкции кардинала? — повторил он, взбешенный частым повторением этого слова. — Да пусть ваш кардинал…
Но лейтенант остановил его.
— Тс! — сказал он. — Простите, капитан, но речь — серебро, молчание — золото. Приказать строиться?
Капитан молча кивнул головой.
Лейтенант обернулся к пленнику.
— Возьмите его! — скомандовал он своим монотонным голосом. — Наденьте на него рубашку и свяжите ему руки. Вы, Поль и Лебрен, стерегите его. Мишель, возьми с собою бич, иначе он позабудет его вкус. Сержант, отбери четырех расторопных парней, а остальных распусти по домам.
— Взять с собою лошадей? — спросил сержант.
— Не знаю, — сердито ответил капитан. — Что говорит этот негодяй?
Лейтенант подошел к несчастному.
— Послушай, — крикнул он. — Кивни головой, если захочешь сказать «да», и покачай ею, если захочешь сказать «нет!» И смотри, отвечай правду. Будет до того места больше мили расстояния?
Они ослабили веревки, которыми был скручен несчастный, и прикрыли его спину. Он стоял, прислонившись к стене, и тяжело дышал; по его впалым щекам катились крупные капли пота, его глаза были закрыты и дрожь от времени до времени пробегала по его телу. Лейтенант повторил свой вопрос и, не получая ответа, вопросительно оглянулся на капитана. Капитан понял его взгляд.
— Отвечай, слышишь ты, скотина? — неистово закричал он и изо всей силы ударил хлыстом полубесчувственное существо по спине.
Эффект был магический. С криком страдания Клон мгновенно выпрямился, вытаращив глаза и судорожно дыша. Затем он снова прислонился к стене и его рот исказился судорогой, а лицо покрылось свинцовою бледностью.
— Черт возьми! — пробормотал капитан. — Мы, кажется, слишком далеко зашли с ним.
— Принесите вина! — скомандовал лейтенант. — Скорее!
Весь горя негодованием, я смотрел на эту сцену. Но к моему негодованию примешивалось и другое чувство. Если Клон, думал я, поведет их к тому месту, где прячется г. де Кошфоре, и им удастся захватить его, то это знаменовало собою конец тому делу, в котором я участвовал. Я мог сбыть его с плеч и оставить деревню, когда мне было угодно. Я мог надеяться, что кардинал, достигнув цели, хотя и помимо меня, не откажет мне в помиловании, и, соображая все это, я раздумывал, не лучше ли, чтобы мадам не узнала всей правды. Предо мною пронесся образ исправившегося Беро, чуждого игре и Затону и, быть может, завоевывающего себе имя в итальянской войне, а потом… Фи! Какие глупости!..
Как бы то ни было, какой бы оборот ни приняло дело, для меня было существенно важно присутствовать при захвате де Кошфоре. Я терпеливо ждал, пока они оживляли свою полумертвую жертву и готовились к выступлению. Все это заняло довольно много времени, так что солнце уже зашло и на землю надвигался вечерний сумрак, когда мы выступили в путь; Клон впереди, поддерживаемый двумя своими стражами, а мы с капитаном — сзади, голова в голову, подозрительно глядя один на другого; лейтенант с сержантом и пятью драгунами замыкали шествие. Клон медленно подвигался вперед, от времени до времени издавая стоны, и если бы его не поддерживали солдаты, давно упал бы на землю.
Он прошел мимо двух смежных с гостиницей домов и направился по узенькой, едва заметной тропинке, которая тянулась позади деревенских домиков и затем углублялась в самую глухую и дикую часть леса. Один человек, пробравшийся когда-нибудь через чащу, мог проложить этот след, или, может быть, эту тропинку проложили свиньи, дети… Это была первая мысль, пришедшая нам в голову, и она побудила нас быть настороже. Капитан нес в руке пистолет со взведенным курком, я же обнажил шпагу, чем темнее становилось в лесу, тем осторожнее мы подвигались вперед, пока, наконец, чуть не споткнувшись от неожиданности, не очутились на более широкой и светлой дороге.
Я оглянулся кругом и, увидев позади себя вереницу древесных стволов, а впереди — деревянный мост и большой луг, закутанный серым холодным ночным сумраком, остановился с изумлением. Мы были на хорошо знакомой мне дороге к замку. Я содрогнулся при мысли, что он ведет нас туда, в самый дом, к мадемуазель…
Капитан также узнал место и издал громкое проклятие. Но немой, не обращая на нас внимания, продолжал идти вперед, пока не достиг деревянного мостика. Тут он остановился и посмотрел на темные очертания дома, едва различимые в темноте, и на слабый свет, печально мерцавший в западном флигеле. Когда мы с капитаном подошли к нему, он поднял руки и как будто ломал их.
