Тайна трех подруг - страница 97
Тогда, на суде, Евгений не смог заставить себя подойти к своей несостоявшейся теще. А она не заметила его или не узнала, ведь это Наташа приходила в дом Балакиревых, а он к ней — никогда. Да и что он мог сказать Анастасии Алексеевне? Я — тот самый подлец, что бросил вашу беременную дочь? Он не бросал — просто ничего не знал. Конечно, Евгений не рассчитывал, что придется жениться в восемнадцать лет, но уж точно не оставил бы беременную от него девушку. Как жаль, что она оказалась настолько гордой и независимой, что не пожелала разыскать его и сообщить о ребенке. Все могло бы сложиться иначе.
— Но ведь Наташа приезжала к вам в Москву в декабре восемьдесят шестого года, приходила к университету, — возразила Света. — А вы прошли мимо нее, обнимая девицу, с которой у вас был роман.
Господи, какая нелепость! Не помнит он этого дня! Не видел он Наташи, не слышал ее робкого окрика сквозь декабрьскую метель. Да и не было у него на тот период ни одного серьезного романа. По крайней мере, настолько серьезного, чтобы пройти мимо Наташки, сделав вид, что не узнал. Но разве теперь оправдаешься?
Разве объяснишь, какое нагромождение досадных нестыковок и нелепых случайностей помешало встретить, как он собирался, за воротами зоны Ринату в момент ее освобождения! Разве девочки поверят, что он уже нанял частного детектива и вручил этому бывшему менту первый аванс, чтобы тот занялся поисками Ринаты Снежиной?
Разве докажешь, что не стал бы он мотаться на суды в Тольятти, если бы Наташка была ему совершенно безразлична? Сказать, что любил — значит соврать. Сказать, что мечтал о встрече — ничего не сказать. Иногда ему очень хотелось, чтобы Наташу арестовали. И тогда он смог бы доказать свое отцовство и предъявить претензии на дочь. Иногда он жалел бывшую одноклассницу, вспоминая шелковистость волос и мягкую податливость тела той доброй девочки из детства, которую так и не успел полюбить всерьез.
Разве передашь, что он испытывал в тот период, когда Наташа ему повсюду мерещилась? Он не знал, насколько она изменилась: пополнела ли еще больше, или, наоборот, похудела, какой длины у нее волосы и не носит ли она линз, изменяющих цвет глаз. И потому периодически бросался вслед за незнакомкой, в облике которой вдруг почудились знакомые черты. Не знал, в каком Наташа прячется городе, и искал ее глазами в Москве, в любом захолустье, в которое доводилось быть заброшенным судьбой, и даже в Нью-Йорке, где работал в течение нескольких лет.
И вот теперь две девушки, одна из которых его дочь, будничным голосом сообщили ему, что его встреча с Наташей не состоится уже никогда. Наверное, за последнее время слишком часто им приходилось повторять это скорбное известие. А его оно резануло острой болью, заставившей забиться сердце резкими толчками: никогда!
— Женя, я надеюсь, ты разыскала меня не для того, чтобы сообщить, что не желаешь со мной видеться и общаться.
— Вовсе нет, — уверила его дочь. — Я поняла за последнее время, что люди очень часто оказываются не настолько виноватыми перед нами, как мы считали, затаив на них немую обиду. И решила дать возможность не то чтобы оправдаться, а просто высказаться каждому, кто захочет изложить свою версию событий и личное к ним отношение. Потому мы с сестрой и приехали в Москву.
— Замечательно, что приехали! Знаете что, девочки, пойдемте-ка позавтракаем в ваш банкетный зал. У вас там замечательные шведские столы. А потом я покажу вам город. Вы ведь в первый раз в Москве?
Вечером они сидели за ужином в ресторане, специально выбрав тот, где не играет ансамбль, чтобы можно было спокойно пообщаться, и говорили без умолку, порой все трое разом, рассказывая о своей жизни то, что казалось важным им самим и могло показаться интересным собеседнику. Женя, не сводившая с отца весь день глаз, наконец-то поняла, почему его лицо уже в момент первой встречи показалось ей таким знакомым. Оригинал был похож на свое изображение. Но не на то, фотографическое — со школьной виньетки, а на рисованное. Светка очень точно отобразила его черты на карандашном портрете, сделанном в Магадане. Теперь Женя находила, что сестра была права: она действительно похожа больше на отца, чем на мать.
А Светка лепила из хлебного мякиша округлый купол православного храма и ревниво спрашивала:
— А на данный момент вы женаты?
— Официально — так и не пришлось, — печально улыбнулся Евгений. — Но некоторое время я жил в гражданском браке, у меня была женщина в Америке, которая родила мне сына. Так что, Женя, в Нью-Йорке у тебя есть братик, и ему уже девять лет. Кроме того, мой дядя тоже живет в Америке, у нас с ним совместный бизнес.
Евгений сообщил, что открыл целевые валютные счета, на которые откладывает деньги для двоих своих детей, несмотря на то что ни сын, ни дочь не живут с ним вместе, и очень расстроился, когда Женька заявила, что искала встречи вовсе не за тем, чтобы извлечь материальную выгоду. Впрочем, она тут же милостиво разрешила отцу оплачивать свое дальнейшее обучение в вузе.
Назавтра девочкам предстоял визит к Женькиным московским бабушке и дедушке, которых Балакириев должен был осторожно подготовить к встрече с взрослой внучкой.
— Надеюсь, ты не наделаешь глупостей, как твоя мать? — задал он Жене тот же вопрос, что и Рината, когда узнал, что сам вскоре станет дедом.
Когда сестры, уже под утро, укладывались в своем номере спать, Евгения заметила:
— Это надо же, какая прорва родственников у нас с тобой внезапно объявилась!
— Это да, — беспечно рассмеялась Светка. — Но больше всех меня заинтересовал твой богатый американский двоюродный дедушка, или кем он там тебе приходится. А на отца твоего, Женька, я вообще запала. Интеллигентный, обходительный, симпатичный, моложавый, энергичный, обеспеченный… Это же почти мой идеал. Выйду-ка я, пожалуй, за него замуж и стану твоей злой мачехой. Ох, и получишь ты у меня тогда сполна за все детские обиды!.. Ладно, ладно, шучу!.. Мы же еще побудем денька три в Москве, да? Я в Третьяковку хочу и в Пушкинский музей. А еще в Большой театр надо обязательно попасть, но лучше бы — в Ленком, если основная труппа не на гастролях…