Экспроприатор - страница 18

Влад ударил. Резко. Быстро настолько, что если бы я не смотрела прямо на него, я бы не поняла, что произошло. Кулаком, с силой, почти без замаха, но Руслана фактически отбросило назад. Звук удара застрял в ушах, запутался в горячей крови и вгрызся в память.

Руслан сжался на земле, закрыл голову руками, но еще удара не последовало. Влад стоял ровно, смотрел прямо перед собой. Лицо непроницаемо. Затянулся, жутким движением встряхнул кистью. Сделал шаг вперед и очень медленно присел на корточки, разведя колени. Полы черного полупальто коснулись промерзшей земли, на которой сжавшись у его ног, часто и хрипло дыша лежал Руслан.

— Проглотил? — голос ровный, безэмоциональный, спокойный. Дождался сдавленного положительного возгласа. Чуть склонил голову на бок, наконец переводя взгляд и внимательно глядя на Руслана. Его голос был очень тихим, но прозвучал будто набатом. — Спасло одно — жене рожать.

Поднялся и пошел к дому.

Красивая зала, но князь во главе стола, ломящегося от обилия еды и выпивки, источал смрад опасности. Травящий воздух. Травящий души.

Здесь не было только двоих. Не трудно догадаться кого.

Они все, все семнадцать человек, молчали, напитывались и травились. Краткое звяканье приборов тихое блеяние широкой плазмы, на стене прямо за моей спиной, демонстрирующей какое-то шоу, наблюдаемое Владом. Его звериным взглядом.

Так говорят — звериным. Это значит агрессию, ярость, все оттенки сильных, возведенных в абсолют на грани контроля негативных эмоций. Нет.

Нет, это не так. Эта избитая истина лжива и ничего не значит. Абсолютно ничего. Чтобы это осознать, достаточно просто посмотреть на вот это человека с этим его взглядом, невидяще направленным в телевизор. Его взор спокоен, он такой ровный, там нет агрессии. Это и есть звериность. Такая, мать его, звериность, когда ты понимаешь — одно слово, одно просто не то что неосторожное, а любое слово и тебе в этой гнетущей тишине в секунду, в мгновение, просто в долю мига отрубят голову. Спокойно и быстро. А потом снова уставятся в телевизор.

Так что терпи. Подыхай в этом отравленном воздухе и молчи. Главное — молчи, если сдохнуть не хочешь.

Там он ударил не только Руслана. И валялся у его ног не только он. Я не знаю, действительно не знаю почему, он там на меня даже не посмотрел. Но я твердо понимало только одно, там он бил не только его. Наверное, потому и не смотрел. Чтобы не… чтобы не только Руслан там лежал.

Он давно знает кто он. И все, сидящие за этим столом, тоже это знают. Даже я, которая знакома с ним так мало. Мне, как и всем, при первой встрече, сказали об этом первобытные инстинкты.

И я сидела. Молча жрала. Нет, не еду. Моя тарелка так и осталось пустой, я жрала его раздачу. Незаслуженно. За то, что впряглась. За то, что видела, что он не успевает вывезти. За то, что дала ему время. За то, что все мы сейчас здесь. Я сидела и жрала именно за это.

И меня блевать тянуло. Вот действительно, я ни сколько не вру меня физически тошнило. Они сидят и жрут. И я с ними. Молча. Он смотрит. Прямо над моим плечом. Не случайно. Мог бы мог смотреть в окно, в стену, куда угодно. Но смотрит над моим плечом. Это бьет. Эта ебучая грань. Ты, сука, либо выеби меня, пусть незаслуженно, либо вообще не смотри. Но только не так. Либо я выхватываю, похуй за что, но выхватываю, либо нет. Но не так, держать у ног и заставлять слизывать грязь с края подошвы…

— Я сделала это, потому что видела, что тебе не хватает времени.

Вскинула голову. Вскинула, когда мне хотелось ее пригнуть и зажмурить глаза. Потому что он медленно, очень-очень медленно все-таки перевел взгляд мне в глаза. И тишина зазвенела, надавила на уши, влилась в тело и так вскипятила кровь, что удивительно, как мое тело прямо в тот же момент не сдохло.

Он смотрел. Смотрел мне в глаза без масок. Без щитов. Нет, они были нужны не для того, чтобы обмануть человека перед ним. Он их ставил чтобы, сука, не убить. Ненароком. Своей сутью. А сейчас у он убрал свои маски. И смотрел на меня.

Я сбито выдохнула, чувствуя как мне твердо выцарапывают кривым тупым ножом приговор на душе, сердце, разуме.

— Владислав Игоревич… — голос Спасского. Резко оборвавшийся от одного движения. Поднятая ладонь. Жест князя, когда чернь молвила слово в неполагающийся момент.

Я поняла что всё. Поняла глубину смысла этого Руслановского «всё». Но явно бессмертный Спасский снова подал голос:

— Они приехали. Берек и Ильин. Ждут у дома. — Он показал экран телефона. Но Влад не смотрел.

Он с трудом отвел от меня взгляд. Взгляд на бледного Ваню. На бледного бедного Ваню. Осознание в карих глазах. Кивнул и вышел.

Меня правда чуть не вырвало когда они выдохнули. Облегченно. Твари.

Поднялась. Спасский попытался удержать. Долгая пикировка, его проигрыш и мое почти безумное «ебать вы твари». Смех. Краткий, на грани отчаяния. Мне было страшно. Не знала куда.

Запуталась в коридорах. Сползла по стене в одном из них. Полумрак обнял и вторгся сквозь кожу. Успокоил, сказал тишиной, что я смогу. Я вывезу. Нахуй все. Я вывезу.

Поднялась, шла шатко. Нужна лестница и на верхний этаж, подальше от них всех, застывших в той столовой в его ожидании. Хочу подняться на верхний этаж. Подальше. Повыше.

Но он, решив свои вопросы, настиг меня. Когда до выхода на площадку, где мрак коридора разбивали светящиеся лампочки, обозначающие широкую мраморную лестницу, устланную черным ворсом ковра.

Настиг со спины. Хват за шею. Вжатие лицом в холодную стену, оклеенную тесненным шелком обоями. Резко, быстро, бесшумно.