Почти семейный детектив - страница 58
У Галицкого зазвонил телефон, и очарование момента развеялось. Ганне даже стало обидно.
— Да, Олюшка, — ответил он, и голос его был столь нежен и ласков, что она моментально расстроилась и тут же разозлилась на себя за дурацкую и неуместную ревность.
— Это Ольга, жена Гарика, — шепотом сказал Илья, словно прочитав мысли Ганны. И снова погрузился в разговор, к которому она тут же потеряла всякий интерес.
— Странно, — сказал Илья, отключившись.
— Что именно?
— Ольга уверена, что Гарик собирается ее бросить.
— А он собирается? — Ганне было неинтересно знать ни про Гарика, ни тем более про его возможный развод с женой. Она зевнула.
— Ольга говорит, что во время уборки нашла предложение о покупке квартиры в Лондоне. А когда, заволновавшись, позвонила в банк, то выяснила, что он закрыл их общий счет и потратил все деньги, которые на нем лежали.
— Ну и что? — так же лениво спросила Ганна. — Почему из этого следует, что он собирается ее бросить?
— Вот и я сказал, что не следует. Ну захотелось парню квартиру в Лондоне… Хотя я не понимаю, зачем она ему сдалась. Ближайшие полгода он все равно провел бы в Берлине. Наверное, от кризиса спасается.
— А ты?
— Что я?
— Ты не спасаешься от кризиса?
— Нет. Я никогда ни от чего не спасаюсь. Я просто живу. Но если тебе это интересно, то у меня есть квартира в Португалии.
— Зачем? Я не слышала, чтобы ты надолго ездил в Португалию. Или у тебя и там бизнес?
— Нет. Просто я люблю смотреть на океан. Там холодно, всегда дождь, воздух влажный, и когда дышишь, кажется, что пьешь. И эта вода живая, снимает любую усталость, смывает плохое настроение. Я отвезу тебя туда.
— А где у тебя еще есть квартира? — Для Ганны слова, что Илья отвезет ее куда-то, не важно куда, звучали как музыка.
— В Париже есть. Небольшая. В мансарде под самой крышей. Окна узенькие, но выходят на Сену. Там я тоже больше всего люблю бывать в дождь.
Ганна вспомнила. Он действительно любил дождь. В одну из тех ночей, которые они проводили вместе, за окном не переставая шел дождь, и Галицкий, тогда он еще курил, в очередной раз вылез из постели, прошел к большому окну, начинавшемуся практически от пола, и молча курил, уставившись на потоки дождя с той стороны мутного стекла, которые все текли и текли как неожиданные слезы. Это была та самая ночь, после которой она сказала ему, что они больше не будут встречаться.
— О чем ты думал тогда?
— В гостинице? — удивительно, но Галицкий сразу понял, о чем она спрашивает. — Я думал, что мне совершенно неожиданно крупно повезло. Повезло, что я встретил тебя. Мне было уже под сорок, не мальчик. Уже тогда я понимал, что в моей жизни очень много работы, суеты, денег много, а вот смысла, наоборот, очень мало. Пока я строил и расширял бизнесы, пока зарабатывал свое благосостояние, обеспечивая маму, жену с сыном, потом вторую жену со вторым сыном, мне было весело и интересно. Хотелось доказать себе и другим, что я умею, что я могу. А лет после тридцати пяти азарт стал куда-то пропадать. Вроде и дело, которое я делаю, я люблю, но получается оно уже на автомате, понимаешь?
— Странно, мне всегда казалось, что ты человек увлекающийся. Что тебе не может быть скучно.
— Да. Потому что я все время искал, чем себя развлечь. А это, наверное, неправильно. Вот тогда я стоял и думал, что, кажется, в моей жизни наконец-то появился смысл. И очень боялся, что это мираж, химера, рисунок на песке, который смоет дождь, идущий за окном. Кстати, так и вышло. С тех пор я полюбил смотреть на дождь. Каждый раз он нашептывал мне, что все временно. Неприятности, удовольствия, победы, поражения, все будет смыто. Останется лишь то, что действительно стоит беречь. Извини, я слишком поздно это понял. И в результате мы потеряли десять лет.
— Я потеряла десять лет, — сказала Ганна. — Но ты даже в это время умудрился делать мне царские подарки. Сначала сына, а потом мои книги. Если бы не ты, у меня бы ничего не получилось. Я с самого начала знала, что отправлю свои романы тебе, и ты честно скажешь, хорошие они или плохие. Я всегда была в тебе уверена, даже тогда, думала, что ты меня предал.
— Все у нас будет хорошо, Ганка. — Он обнял ее за плечи правой рукой, продолжая левой уверенно вести машину. — Нам даже повезло, что все так сложилось. Если бы не этот Вольдемар Краевский (в его устах имя писателя прозвучало как замысловатое ругательство), я бы, может, еще десять лет сопли жевал. И тебя бы совсем потерял, и возможность провести с сыном то время, когда я ему особенно нужен.
— А сын у нас с тобой хороший получился, — Ганна улыбалась сквозь слезы.
— А у нас с тобой все хорошо получается. — Он засмеялся и притянул ее поближе к себе. Ганна поерзала, удобнее устраиваясь на кожаном сиденье. — И бизнес, и книги, и сын, и даже реальные детективы. Мы с тобой сейчас играем в «Покемон гоу», ей-богу. Только ищем не покемонов, а убийцу.
Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Будто другая, немножко фантастическая земля осталась позади. Полоса мокрого асфальта сменилась сухим, и менее чем через полтора часа они приехали в столицу Белоруссии.
Минск оказался еще чище и зеленее, чем Витебск. От количества парков, встречающихся на каждом шагу, Ганна пребывала практически в щенячьем восторге, с болью думая о том, как не хватает ее родному городу таких широких улиц, таких прекрасных фонтанов, таких удивительных уличных скульптур, поднимающих настроение и заставляющих улыбаться. Главная городская улица — проспект Независимости — казалась памятником советской эпохе, ухоженным, чистым, пользующимся уважением и любовью людей.
