Почти семейный детектив - страница 63
— С детства осталась. Я со шпаной дружил, мы тренировались на разных замках, интересно было.
— Господи, когда я в следующий раз буду набирать сотрудников, добавлю в опросный лист вопрос «пользовались ли вы отмычками». — Галицкий схватился за голову, которая то ли от волшебной таблетки, то ли от захватывающего рассказа даже перестала болеть.
— В запасе у меня было часа два-три, не больше. Во-первых, в районе шести часов должна была вернуться со своей второй работы Алеся, во-вторых, в любой момент меня мог хватиться Горенко, и, хотя я объяснил на работе свой внезапный отъезд поднявшимся давлением, предстать пред светлые очи начальства все-таки было нужно. От испуга я уже практически ничего не соображал, поэтому совершенно не подумал о том, что никакие копии документов Горенко не понадобятся, потому что в кабинете директора «Лiтары», и в бухгалтерии хранятся оригиналы, которые опытный Гарик с первого взгляда прочитает именно так, как нужно. Но способность рассуждать здраво была тогда парализована, поэтому я истово проводил обыск в квартире Алеси Петранцовой, даже не подозревая, что она уже мертва.
Я оставлял свои отпечатки пальцев на всем, к чему прикасался, даже не думая об этом. Мной двигала только одна мысль — найти бумаги, и когда я их все-таки нашел в одной из женских сумок, стоящих на верхней полке шкафа в прихожей, то от облегчения даже сел на пол и заплакал.
Именно в этот момент и позвонила Аксана, дрожащим голосом сообщив о том, что Петранцову убили. Вся «Лiтара» стояла на ушах, в магазин уже приехали сотрудники милиции, расследующие убийство, здесь же был и Горенко, сразу по приезде затребовавший у рыдающей бухгалтерши финансовые документы, и вот тут я испугался по-настоящему.
Я прекрасно понимал, что подхожу на роль подозреваемого, как никто другой. Из квартиры Алеси нужно было срочно убираться, однако теперь я не мог заставить себя выйти в подъезд, потому что боялся, что меня заметят соседи.
Вне себя от ужаса я выглянул в окно, выходящее на улицу, чтобы убедиться, что к дому еще не подъезжает милиция, и увидел стоящую внизу Ганну Друбич, которая изучала адресную табличку на доме.
— Да-да. Алеся жила в одном доме с Натальей Ванюшкиной, — сказала Ганна.
— Я не знаю никакой Натальи. — Дзеткевич снова заплакал, жалобно, как заскуливший от боли щенок. — Я увидел вас и испугался, что вам что-то известно. Вы скрылись в арке, и я приоткрыл дверь на лестницу, чтобы узнать, не в этот ли подъезд вы идете. Вы вошли именно в него, но, на мое счастье, позвонили в квартиру ниже этажом. Я выбрался из квартиры, боже мой, вы даже не представляете, как мне было страшно, что я кого-нибудь встречу, выбежал на улицу и встал неподалеку, чтобы не пропустить вас. Потом я шел за вами по улице и думал, что мне делать. Я понятия не имел, зачем вы ходили в Алесин подъезд, но я думал, что это связано с ее убийством и с тем, что я был в ее квартире. И тогда я решил вас… вас…
— Ты решил ее убить, ублюдок, — заорал Галицкий, не боясь, что снова привлечет внимание окружающих.
— Тише, я прошу вас. Тише, — умоляюще зашептал Дзеткевич. — Я не хотел убивать, я даже не думал об этом. Вы не представляете, какой я испытывал страх. Животный страх. Ужас. В последний момент я испугался еще и того, что делаю. Я никогда не убивал людей. И у меня рука дрогнула, сорвалась. Вы упали, и я убежал.
— Видимо, в этот момент я должна сказать вам спасибо, — мрачно сообщила Ганна. — Рука сорвалась, и вы меня не убили. Не могу не признать, что меня это радует.
— Сейчас я тебя убью, — мрачно сказал Галицкий, который из последних сил старался держать себя в руках. — Много мне за такую сволочь, как ты, не дадут, признают состояние аффекта. Да не трясись ты, мелкая душонка. Скажи лучше, кто тебе позвонил?
— Позвонил? Мне?
— Да у тебя от страха память отшибло. Ты сказал, что сбежал из Витебска, потому что тебе позвонили и обвинили в убийстве Алеси. Кто?
— Я не знаю. Но этот человек сказал, что меня ищет милиция, потому что в квартире Алеси нашли мои отпечатки пальцев, и что если я не спрячусь, то меня надолго посадят, и я не смогу никому доказать, что не виноват.
— Типичная позиция страуса. Ты сколько собирался в бегах быть, малахольный? Всю оставшуюся жизнь? Ты даже не подумал, что в тот момент, когда убивали Алесю, ты был еще на работе, и тебя видели твои сотрудники. Ты ж домой к ней поехал в районе обеда, поди с духом собирался, чтобы в квартиру влезть. Так к этому моменту ее уже в живых не было, придурок.
— Я ж не знал, когда ее убили…
— Что лишний раз подтверждает твою невиновность. Ладно, минские каникулы заканчиваются. Сегодня же мы возвращаемся в Витебск, и ты вместе с нами.
Дзеткевич затравленно смотрел на Галицкого.
— Что ты уставился на меня, как пес, не допущенный к случке? Никто не обвинит тебя в убийстве, которого ты не совершал. Но разобраться во всем нужно, и как можно скорее. Нам с Ганной в Москву надо. Мы не можем оставаться тут до второго пришествия. Так что мы едем в Витебск вместе. И не спорь. Заявления на тебя Ганна писать не будет, в конце концов, я тебе вывеску сегодня тоже изрядно попортил. — Он скептически посмотрел на разбитую губу и опухшую щеку Дзеткевича. — Так что останешься на свободе. Пока. До следующего косяка.
— Да я больше никогда, — Дзеткевич снова молитвенно сложил руки на груди. — Это для меня урок на всю жизнь. И это, спасибо вам.
Пока Галицкий допивал свое пиво и расплачивался по счету, в голове у него неотвязно вертелась какая-то важная мысль, которую он никак не мог додумать до конца. В рассказе Дзеткевича было что-то не так. Неправильно. Не так, как на самом деле. Но он никак не мог сформулировать, что именно.
