Когда тебя нет - страница 21
— Он мой друг из… Интернета.
Правая бровь копа ползет вверх.
— Какого рода была эта ваша… дружба?
— В основном мы играли в онлайн-стрелялки.
— Стре-лял-ки. И все?
— Все.
Он хмыкает и снова что-то записывает. Я хочу заглянуть и посмотреть, что такое он там конспектирует, но снова ловлю импульс, прежде чем он берет верх.
— А вы были знакомы… в реальной жизни?
Мне становится понятно, к чему он клонит. Я едва ухмыляюсь уголком рта.
Ну да, это странновато выглядит со стороны — двадцативосьмилетний мужчина преодолевает сотни километров, чтобы проверить, почему его друг по играм-стрелялкам не выходит в сеть.
Я гляжу в лицо копу и представляю, как буду объяснять ему, каким способом нашел Трона и скольким людям наврал по пути. Я представляю себе, как брови-гусеницы инспектора ползут все выше и выше вверх после каждого моего слова, пока не уползают на затылок.
— Нет, мы общались только в сети, — произношу я, глядя, как он медленно, двумя пальцами, печатает мои показания. Так медленно, что мне хочется предложить ему набрать текст самому. Все же я рад, что он отложил свой дурацкий блокнот.
— Откуда у вас его адрес?
— Он сам дал мне его.
— М-мм.
Щелк-щелк-щелк пальцы по клавишам.
Я пытаюсь проследить, на какие клавиши он нажимает, чтобы понять, допечатывает он то, что я уже сказал ему, или это что-то новое. Но это французский, и все безнадежно.
— Офицер, а сколько он так вот пролежал?
— Коронер сказал, от шести до двенадцати часов до того, как поступил ваш звонок. А сколько дней он уже не выходит онлайн?
— Пятнадцать дней.
Я сглатываю комок и медленно подсчитываю в голове. Я прилетел в три часа. В четыре пятнадцать сел в прокатный «Ситроен». Дорога была долгой из-за тумана и отсутствия практики вождения. Я был в Плугерну в районе шести тридцати. Трон не открыл, и я уснул в своей машине. Сколько я спал?
— Во сколько приземлился ваш рейс, месье Виноланен?
— В три часа дня, — машинально отвечаю я. — На пятнадцать минут раньше расписания.
— Дама из булочной говорит, что вы заходили к ней в без двадцати шесть, она уже собиралась закрываться. — Он листает ломкие от чернил страницы своего блокнота с сухим шелестящим звуком. — А звонок поступил в… семь пятьдесят одну. Что вы можете на это сказать?
«А что тут скажешь», — думаю я.
У меня потеют ладони. Коп поднимает свои маленькие выпуклые глаза. Паутинка капилляров выдает бессонную ночь. Могло ли быть, что он уже знал, что я вру ему? Могли ли они успеть показать мою фотографию девушке-бегунье из квартиры в Бентал Грин?
— Вчера вы сказали, что это ограбление…
— Я собираю информацию, месье Веналайнен, для протокола, — теперь он глядит на меня исподлобья. — Это похоже на ограбление, особенно учитывая, что мерзавцы вынесли практически все, что могли унести, включая хозяйский телевизор с нижнего этажа. Здесь зимой такое случается. Это не местные. Эмигранты, наркоманы, цыгане, — произносит он, крутя между пальцев остро заточенный карандаш. — Грабитель не знал, что в доме кто-то есть. Месье Гордон проснулся, начал кричать. Они испугались и убили его. А потом подчистую обнесли дом.
Я молча впитываю информацию. Что-то не вяжется, но я слишком взволнован, чтобы заметить выбитый пиксель. Мой мозг плохо функционирует в стрессе. Я кашляю. Как по команде, сидящие за другими столами копы поворачивают на меня головы.
— Может, вам воды? — инспектор слегка склоняет голову набок и прищуривается.
— Нет-нет, спасибо, — качаю головой. — Я просто не понимаю, если все так очевидно, зачем вы задаете мне эти вопросы еще раз? Я же вчера все вам рассказал.
— Затем, что месье Гордон — гражданин иностранного государства, и расследование это мы, вероятнее всего, передадим в другое управление. Я просто собираю необходимые документы.
Он издает полный усталости вздох и моментально превращается из героя Дешила Хэммета назад в страхового агента, расследующего царапину на капоте. Он получает от этого примерно столько же удовольствия, сколько я. Это просто его работа.
— Вы можете оставить мне свои полные контакты для связи? Скорее всего с вами будет общаться уже другое управление.
Наверное, сейчас тот самый момент, когда я должен рассказать ему про паранойю Илая Гордона, про «Плакс», на котором он хранил что-то секретное и скорее всего нелегальное, и наш разговор про ворованные данные, но, взглянув в красные глаза полисмена и стену с мотивационным плакатом у него за спиной, я решаю оставить все, как есть.
Я киваю, пишу на бумажке свой лондонский адрес, телефон и электронную почту. Мы прощаемся за руку.
Выйдя из участка, я сажусь в авто и еду по дороге вдоль моря, до тех пор, пока не замечаю таверну, которая выглядит открытой. Я захожу внутрь, занимаю место за столиком у окна, заказываю у похожей на спившуюся Веронику Лейк официантки черный кофе.
Трон мертв.
«Гейм овер», — вывожу я пальцем на влажном после уборки столе. Больше нет единственного человека, с которым я разговаривал потому, что хотел, а не был вынужден.
Потери бывают разными, но переживаем мы их по одной схеме. У этого процесса есть несколько стадий. Сначала это шок, потом физическое ощущение боли, дальше — пустота. Затем ты хочешь заполнить ее чем-то, чем угодно, но ничего не выходит, и ты просто блокируешь ее. И все. Никакого принятия, никакого облегчения, ты просто отключаешь это место, как в фильмах про космические путешествия отрезают разгерметизированные отсеки корабля.
