Сборник стихов (электронное собрание сочинений) - страница 79

Лошадиной оскаленной пастью.

Дня и ночи перемены...


Дня и ночи перемены
Мы не в силах превозмочь!
Слышишь дальний рев гиены,
Это значит – скоро ночь.


Я несу в мои пустыни
Слезы девичьей тоски.
Вижу звезды, сумрак синий
И сыпучие пески.


Лев свирепый, лев голодный,
Ты сродни опасной мгле,
Бродишь, богу неугодный,
По встревоженной земле.


Я не скроюсь, я не скроюсь
От грозящего врага,
Я надела алый пояс,
Дорогие жемчуга.


Я украсила брильянтом
Мой венчальный, белый ток
И кроваво-красным бантом
Оттенила бледность щек.


Подойди, как смерть, красивый,
Точно утро, молодой,
Потряси густою гривой,
Гривой светло-золотой.


Дай мне вздрогнуть в тяжких лапах,
Ласку смерти приготовь,
Дай услышать страшный запах,
Темный, пьяный, как любовь.


Это тело непорочно
И нетронуто людьми,
И его во тьме полночной
Первый ты теперь возьми.


Как куренья, дышут травы,
Как невеста, я тиха,
Надо мною взор кровавый
Золотого жениха.

Неслышный, мелкий падал дождь...


Неслышный, мелкий падал дождь,
Вдали чернели купы рощ,
Я шел один средь трав высоких,
Я шел и плакал тяжело
И проклинал творящих зло,
Преступных, гневных и жестоких.


И я увидел пришлеца
С могильной бледностью лица
И с пересохшими губами.
В хитоне белом, дорогом,
Как бы упившийся вином,
Он шел неверными шагами.


И он кричал: «Смотрите все,
Как блещут искры на росе,
Как дышат томные растенья,
И Солнце, золотистый плод,
В прозрачном воздухе плывет,
Как ангел с песней воскресенья.


«Как звезды, праздничны глаза,
Как травы, вьются волоса,
И нет в душе печалям места
За то, что я убил тебя,
Склоняясь, плача и любя,
Моя царица и невеста»


И все сильнее падал дождь,
И все чернели кущи рощ
И я промолвил строго-внятно:
«Убийца, вспомни божий страх,
Смотри, на дорогих шелках,
Как кровь, алеющие пятна».


Но я отпрянул, удивлен,
Когда он свой раскрыл хитон
И показал на сердце рану.
По ней дымящаяся кровь
То тихо капала, то вновь
Струею падала о стану.


И он исчез в холодной тьме,
А на задумчивом холме
Рыдала горестная дева.
И я задумался светло
И полюбил творящих зло
И пламя их святого гнева.

Как труп, бессилен небосклон...


Как труп, бессилен небосклон,
Земля – как уличенный тать,
Преступно-тайных похорон
На ней зловещая печать.


Ум человеческий смущен,
В его глубинах – черный страх,
Как стая траурных ворон
На обессиленных полях.


Но где же солнце, где лунами
Где сказка – жизнь, и тайна – смерть?
И неужели не пьяна
Их золотою песней твердь?


И неужели не видна
Судьба, их радостная мать,
Что пеной жгучего вина
Любила смертных опьянять?


Напрасно ловит робкий взгляд
На горизонте новых стран,
Там только ужас, только яд,
Змеею жалящий туман.


И волны глухо говорят,
Что в море бурный шквал унес
На дно к обителям наяд
Ладью, в которой плыл Христос.

Еще ослепительны зори...


Еще ослепительны зори,
И перья багряны у птиц,
И много есть в девичьем взоре
Еще не прочтенных страниц.


И линии строги и пышны,
Прохладно дыханье морей,
И звонкими веснами слышны
Вечерние отклики фей.


Но греза моя недовольна,
В ней голос тоски задрожал,
И сердцу мучительно больно
От яда невидимых жал.


У лучших заветных сокровищ,
Что предки сокрыли для нас,
Стоят легионы чудовищ
С грозящей веселостью глаз.


Здесь всюду и всюду пределы
Всему, кроме смерти одной,
Но каждое мертвое тело
Должно быть омыто слезой.


Искатель нездешних Америк,
Я отдал себя кораблю,
Чтоб, глядя на брошенный берег,
Шепнуть золотое «Люблю!»

Моя душа осаждена...


Моя душа осаждена
Безумно странными грехами,
Она – как древняя жена
Перед своими женихами.


Она должна в чертоге прясть,
Склоняя взоры все суровей,
Чтоб победить глухую страсть,
Смирить мятежность буйной крови.


Но если бой неравен стал,
Я гордо вспомню клятву нашу,
И, выйдя в пиршественный зал,
Возьму отравленную чашу.


И смерть придет ко мне на зов,
Как Одиссей, боец в Пергаме,
И будут вопли женихов
Под беспощадными стрелами.

Больная земля


Меня терзает злой недуг,
Я вся во власти яда жизни,
И стыдно мне моих подруг
В моей сверкающей отчизне.


При свете пламенных зарниц
Дрожат под плетью наслаждений
Толпы людей, зверей и птиц,
И насекомых, и растений.


Их отвратительным теплом
И я согретая невольно,
Несусь в пространстве голубом,
Твердя старинное: довольно.


Светила смотрят все мрачней,
Но час тоски моей недолог,