Сборник стихов (электронное собрание сочинений) - страница 84

Сзади клялись быть верным навеки,
Поцелуй доносился едва.


Только поздно, у самого дома
/ Словно кто-то воскликнул: «Не жди!» /,
Захватила передних истома,
Что весь вечер цвела позади.


Захотело сказаться без смеха,
слово жизни святой и большой,
Но сказалось, как слабое эхо,
Повторенное чуткой душой.


И в чаду не страстей, а угара
Повторить его было невмочь.
Видно, выпила задняя пара
Все мечтанья любви в эту ночь.

Рисунок акварелью


Пальмы, три слона и два жирафа,
Страус, носорог и леопард:
Дальняя, загадочная Каффа,
Я опять, опять твой гость и бард!


Пусть же та, что в голубой одежде,
Строгая, уходит на закат!
Пусть не оборотится назад!
Светлый рай, ты будешь ждать, как прежде.

Огромный мир открыт и манит...


Огромный мир открыт и манит,
Бьет конь копытом, я готов,
Я знаю, сердце не устанет
Следить за бегом облаков.
Но вслед бежит воспоминанье,
И странно выстраданный стих,
И недопетое признанье
Последних радостей моих.
Рвись, конь, но помни, что печали
От века гнать не уставали
Свободных… гонят и досель,
Тогда поможет нам едва ли
И звонкая моя свирель.

Я до сих пор не позабыл...


Я до сих пор не позабыл
Цветов в задумчивом раю,
Песнь ангелов и блеск их крыл,
Ее, избранницу мою.


Стоит ее хрустальный гроб
В стране, откуда я ушел,
Но так же нежен гордый лоб,
Уста – цветы, что манят пчел.


Я их слезами окроплю
/Щадить не буду я свое/,
И станет розой темный плюш,
Обвив, воскресшую, ее.

Освобожденье


Кончено! Дверь распахнулась перед ним, заключенным.
Руки не чувствуют холода цепи тяжелой.
Грустно расстаться ему с пауком прирученным,
С милым тюремным цветком, пичиолой.


Жалко тюремщика…,/ Он иногда улыбался
Странно-печально… / и друга за тяжким затвором…
Или столба, на котором однажды качался
Тот, кого люди назвали убийцей и вором.


Жалко? Но только, как призрак, растаяли стены,
В темных глазах нетерпенье, восторг и коварство,
Солнце пьянит его, солнце вливается в вены,
В сердце… изгнанник идет завоевывать царство.

Хиромант, большой бездельник...


Хиромант, большой бездельник,
Поздно вечером, в сочельник
Мне предсказывал: «Заметь:
Будут долгие недели
Виться белые метели,
Льды прозрачные синеть.


Но ты снегу улыбнешься,
Ты на льду не поскользнешься,
Принесут тебе письмо
С надушенною подкладкой,
И на нем сияет сладкий,
Милый штемпель – Сан-Ремо!»

Открытие летнего сезона


Зимнее стало, как сон,
Вот, отступает все дале,
Летний же начат сезон
Олиным Salto-Mortale.


Время и гроз, и дождей;
Только мы назло погоде
Все не бросаем вожжей,
Не выпускаем поводий.


Мчится степенный Силач
Рядом с Колиброю рьяной,
Да и Красавчик, хоть вскачь,
Всюду поспеет за Дианой.


Знают они – говорить
Много их всадникам надо,
Надо и молча ловить
Беглые молнии взгляда.


Только… разлилась река,
Брод, словно омут содомский,
Тщетно терзает бока,
Шпорит коня Неведомский.


«Нет!.. Ни за что!.. Не хочу!»
Думает Диана и бьется,
Значит, идти Силачу,
Он как-нибудь обернется.


Точно! Он вышел и ждет
В невозмутимом покое,
Следом другие, и вот
Реку проехали трое.


Только Красавчик на куст
Прыгнул с трепещущей Олей,
Топот, паденье и хруст
Гулко разносятся в поле.


Дивные очи смежив,
Словно у тети Алины,
Оля летит… а обрыв —
Сажени две с половиной.


Вот уж она и на дне,
Тушей придавлена конской,
Но оказался вполне
На высоте Неведомский.


Прыгнул, коня удержал,
Речка кипела, как Терек,
И – тут и я отбежал —
Олю выводят на берег.


Оля смертельно бледна,
Словно из сказки царевна,
И, улыбаясь, одна,
Вера нас ждет Алексеевна.


Так бесконечно мила,
Будто к больному ребенку,
Все предлагала с седла
Переодеть амазонку.


Как нас встречали потом
Дома, какими словами,
Грустно писать – да о том
Все догадаются сами.


Утром же ясен и чист
Был горизонт. Все остыли.
Даже потерянный хлыст
В речке мальчишки отрыли.


День был семье посвящен,
Шуткам и чаю с вареньем…
Так открывался сезон
Первым веселым паденьем.

Над морем встал ночной туман...


Над морем встал ночной туман,
Но сквозь туман еще светлее
Горит луна – большой тюльпан
Заоблачной оранжереи.


Экватор спит, пересечен
Двенадцатым меридианом,
И сон как будто уж не сон
Под пламенеющим тюльпаном.


Уже не сон, а забытье,
И забытья в нем даже мало,
То каменное бытие,
Сознанье темное металла.


И в этом месте с давних пор,
Как тигр по заросли дремучей,
Как гордость хищнических свор,