Как по речке по Ирану, По его зеленым струям, По его глубоким сваям, Сладкой около воды Ходят двое чудаков Да стреляют судаков. Они целят рыбе в лоб, Стой, голубушка, стоп! Они ходят, приговаривают. Верю, память не соврет. Уху варят и поваривают. «Эх, не жизнь, а жестянка!» Ходит в небе самолет Братвой облаку удалой. Где же скатерть-самобранка, Самолетова жена? Иль случайно запоздала, Иль в острог погружена? Верю сказкам наперед: Прежде сказки – станут былью. Но когда дойдет черед, Мое мясо станет пылью. И когда знамена оптом Пронесет толпа, ликуя, Я проснуся, в землю втоптан, Пыльным черепом тоскуя. Или все свои права Брошу будущему в печку? Эй, черней, лугов трава! Каменей навеки, речка!
1921
«С утробой медною…»
I
С утробой медною Верблюд, Тебя ваял потомок Чингисхана. В пустынях белых, с шелестом сухих бумаг, Письменного стола Колючей мысли вьюк несешь (Кузнец случайно ли забыл дать удила?) Туда, где звон чернильных струй, На берега озер черниловодных, Под деревом времен Батыя, копной его ветвей, Нависших на глаза, на лоб писателя, Семьей птенцов гнезда волос писателя, Кто древней Галилее Дал грани большаков и угол. Проносишь равенство, как вьюк, Несешься вскачь, остановивши время Над самой пропастью письменного стола (Где страшно заглянуть), Чтоб звон чернильных струй, Чей водопровод – Дыхание песчаных вьюг, Дал равенство костру И умному огню в глазах Холодного отца чернильных рек, Откуда те бежали спешным стадом, И пламени зеркальному чтеца, Чей разум почерк напевал, Как медную пластинку губ Шаляпина – Толпою управлявший голос. Ты, мясо медное с сухою кожей В узорном чучеле веселых жен, По скатерти стола задумчивый прохожий, Ты тенью странной окружен. В переселеньи душ ты был, Быть может, раньше нож. Теперь неси в сердцах песчаных Из мысли нож. Люди открытий, Люди отплытий, Режьте в Реште Нити событий!
Летевший Древний германский орел, Утративший Ха, Ищет его В украинском «разве», В колосе ржи. Шагай Через пустыню Азии, Где блещет призрак Аза, Звоном зовет сухие рассудки.
II
Раньше из Ганга священную воду В шкурах овечьих верблюды носили, Чтоб брызнуть по водам свинцовым на Волге, реке дикарей. Этот, из меди, верблюд Чернильные струи от Волги до Ганга Нести обречен. Не расплещи же, Путник пустыни стола, Бочонок с чернилами!
Почерк писателя настраивает душу читателя на одно и то же число Колебаний. Задача переносить груз чисел колебания из одной души в другую выпала <на> долю одного испаганского верблюда, когда он пески пустыни променял на плоскость стола, живое мясо – на медь, а свои бока расписал веселыми ханум, не боящимися держать в руках чаши с вином. Итак, находясь у тов. Абиха, верблюд обречен носить на горбах равенство основного душевного звука в душе писателя и душе читателя. Аз – освобожденная личность, освобожден<ное> Я. Хабих – по-германски орел. Орел хабих летит в страну Азии, построившей свободную личность, чего она до сих пор не сделала, а делали приморские народы (греки, англичане).
5 июня 1921
Решт
Курильщик ширы
Где труд в очках пустой стены Сидел над завтрашним уроком, Прозрачных улиц тайники, Чтобы читались настежь истины труда, Полны рассказов Про тени и притоны, Где точно выстрел одинокий – стоны, Успевшие у спавшего отнять Дневного мира разум. С устами высохшими досуха Он тянет сладкий мед, И с ядом вместо посоха На берег сонных грез идет. Внезапно святилище огня, Бой молота по мягкому и красному железу, – Исчезло все, лишь сновидений броня Вооружила разум трезвый. Те степи, где растут лишь цепи, И голос улицы, вечерний и чарующий, Цветы недавних слов, завядшие вчера еще, И вы, пророки суеты, Дневных забот морские шумы – Забыто все, и в дыме сладкой думы Труд уносился к снам любимым… Но пленник у цепей железных дыма Прикован к облачку желаний, Дорогой сонною идет туда, Где рай в дыму к себе звал райю, Где вместо народа адамов – Адам. Настанет утро. В ночную щель блеснет заря – Он снова раб, вернувшийся к трудам. Но прежний берег снова манит, В долгу цепей железных долго Он челн, кругом ночного дыма Волга.
1921
Дуб Персии
Над скатертью запутанных корней Пустым кувшином Подымает дуб столетние цветы С пещерой для отшельников. И в шорохе ветвей Шумит созвучие С Маздаком Маркса. «Хамау, хамау, Уах, уах, хаган!» – Как волки, ободряя друг друга, Бегут шакалы. Но помнит шепот тех ветвей Напев времен Батыя.
1921
«Очана-мочана…»
Очана-мочана, Все хорошо! – Ок! Это дервиш, Это пророк Просит пушинкой. Море поет: вечная память! Тухлым собакам, мертвым сомам
Книга Том 2. Стихотворения 1917-1922, автор Хлебников Велимир. Русская версия онлайн книги представлена в открытом доступе для чтения на мобильном телефоне или пк. Бесплатная библиотека Read-book-online.com - полные версии популярных, классических или новых книг в разных категориях онлайн бесплатно можете читать прямо здесь.
