Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925 - страница 35

грабящих
       прибавочную стоимость
за руку
   поймал с поличным.
Где дрожали тельцем,
         не вздымая глаз свой
даже
   до пупа
      биржевика-дельца,
Маркс
   повел
      разить
         войною классовой
золотого
до быка
          доросшего тельца́.
Нам казалось —
          в коммунизмовы затоны
только
   волны случая
         закинут
            нас
               юля́.
Маркс
   раскрыл
      истории законы,
пролетариат
      поставил у руля.
Книги Маркса
      не набора гранки,
не сухие
   цифр столбцы —
Маркс
   рабочего
      поставил на́ ноги
и повел
   колоннами
         стройнее цифр.
Вел
      и говорил: —
         сражаясь лягте,
дело —
   корректура
         выкладкам ума.
Он придет,
      придет
         великий практик,
поведет
   полями битв,
         а не бумаг! —
Жерновами дум
          последнее меля́
и рукой
   дописывая
         восковой,
знаю,
   Марксу
      виделось
            видение Кремля
и коммуны
          флаг
         над красною Москвой.
Назревали,
      зрели дни,
         как дыни,
пролетариат
      взрослел
         и вырос из ребят.
Капиталовы
      отвесные твердыни
валом размывают
         и дробят.
У каких-нибудь
      годов
         на расстоянии
сколько гроз
      гудит
         от нарастаний.
Завершается
      восстанием
            гнева нарастание,
нарастают
         революции
         за вспышками восстаний.
Крут
   буржуев
      озверевший норов.
Тьерами растерзанные,
            воя и стеная,
тени прадедов,
      парижских коммунаров,
и сейчас
   вопят
      парижскою стеною:
— Слушайте, товарищи!
            Смотрите, братья!
Горе одиночкам —
         выучьтесь на нас!
Сообща взрывайте!
         Бейте партией!
Кулаком
      одним
      собрав
         рабочий класс. —
Скажут:
   «Мы вожди»,
         а сами —
                 шаркунами?
За речами
        шкуру
         распознать умей!
Будет вождь
      такой,
         что мелочами с нами —
хлеба проще,
      рельс прямей.
Смесью классов,
           вер,
         сословий
            и наречий
на рублях колес
      землища двигалась.
Капитал
   ежом противоречий
рос во-всю
          и креп,
             штыками иглясь.
Коммунизма
призрак
         по Европе рыскал,
уходил
   и вновь
      маячил в отдаленьи…
По всему поэтому
         в глуши Симбирска
родился
      обыкновенный мальчик
                   Ленин.
Я знал рабочего.
          Он был безграмотный.
Не разжевал
      даже азбуки соль.
Но он слышал,
      как говорил Ленин,
и он
   знал — всё.
Я слышал
        рассказ
         крестьянина-сибирца.
Отобрали,
         отстояли винтовками
            и раем
            разделали селеньице.
Они не читали
      и не слышали Ленина,
но это
   были ленинцы.
Я видел горы —
          на них
            и куст не рос.
Только
   тучи
      на скалы
            упали ничком.
И на сто верст
      у единственного горца
лохмотья
      сияли
      ленинским значком.
Скажут —
         это
      о булавках а́хи.
Барышни их
      вкалывают
            из кокетливых причуд.
Не булавка вколота —
         значком
                прожгло рубахи
сердце,
   полное
      любовью к Ильичу.
Этого
   не объяснишь
         церковными славянскими
                  крюками,
и не бог
   ему
      велел —
         избранник будь!
Шагом человеческим,
         рабочими руками,
собственною головой
         прошел он
               этот путь.
Сверху
   взгляд
      на Россию брось —
рассинелась речками,
         словно
разгулялась
      тысяча розг,
словно
   плетью исполосована.
Но синей,
        чем вода весной,
синяки
   Руси крепостной.
Ты
с боков
         на Россию глянь —
и куда
   глаза ни кинь,
упираются
         небу в склянь
горы,
   каторги
         и рудники.
Но и каторг
      больнее была
у фабричных станков