Том 5. Проза, рассказы, сверхповести - страница 60

Увижу землю наяву.
Ведь власти – речь и материк
На жизнь и смерть хранят союз,
Как будто войн устал старик
Нести на плечах мелкий груз.
Возница мира раньше вез
Молниегривыми конями
Из мира страданий и слез
Более скорбей, одетых тенями.
И к быту первых дикарей
Мечта потомков полетит,
И быт без слов – скорей, скорей! –
Она задумчиво почтит.
– Если мир одной державой
Станет – сей образ люди ненавидят, –
В мече ужели посох ржавый
Потомки воинов увидят?
Когда от битв небес излучин
Вся содрогается земля,
Ученых разум станет скучен,
И я скучаю, им внемля.
Да, те племёна, <что> моложе,
Не соблазнились общим братством,
Они мечом добудут ложе
<. . . . . . . . . . . . . . .>
– Не в самых явных очертаниях
Рок предстоит для смертных глаз,
Но иногда в своих скитаниях
Он посещает тихий час.
«Мне отмщение и Аз воздам»,–
Все, может быть и мы услышим.
Мы к гневным молний бороздам
Лишь в бури час умы колышем.
Пожар я помню небоскреба
И глину ласточек гнезда,
Два-три серебряные зоба
Я не забуду никогда.
Огнем и золотом багровым
Пожар красивый рвет и мечет,
А на стене в окне суровом
Беспечно ласточка щебечет.
Летают молнии пламена
На свод морей, как трость волнуем,
И ветров гневные племена
Рассвирепели поцелуем.
Еще ужасней наводненье:
Где раньше пела детвора,
Там волны с криками «ура»
Ломают бедное селенье.
Везде мычащие стада
Как будто ревом помогают,
И из купален без стыда
Нагие люди выбегают.
Судов на пристани крушенье,
Плачевный колокола звон
И на равнине в отдаленьи
И крик, и вопль, и бледный стон.
И что ж? где волны диким гнездом змей
С лобзаньем к небу устремлялись,
Там голубиный сон морей
И солнца блеск – его скиталец.
Да, от дворцов и темных хижин
Идет мятеж на власть рассудка.
Добряк в очках сидит обижен,
Глупца услышать ведь не шутка.
– О судьбах речь, кто жил глубоко,
Кто сумрак и огонь зараз,
Тот верит в видящее око,
Чету всевидящую глаз.
Бойтеся русских преследовать,
Мы снова подымем ножи
И с бурями будем беседовать
На рубежах судьбы межи.
И если седьмое колено
Мешает яд и точит нож,
Его права на то: измена
Подкралась с лицами вельмож.
На злодеяния бешеном вале
Должен носиться потомка челнок,
За то, что у предков когда-то отняли
Славу, лучи и венок.
– О юноша, ваш лепет,
То дерзкий, то забавный,
Мне рассказал, что вами не пит
Кубок общий, в мире главный.
Ведь листья зеленые жили особо,
Позднее сплетались в державы стволов,
Туда и мы – любимцы гроба,
Невода мертвых неясный улов.
– Желудок князем возгласить,
Есть в этом, верю, темный смысл.
Пора кончать тех поносить,
Кто нас к утесу дум возвысил.
Как на глав змеиных смысел
Песни чертога быть зодчим,
Как рассказать володение чисел,
Поведать их полдням и ночам?
О, сумасшествие пророка,
Когда ты мир ночей потряс,
Ты лишь младенцем в объятиях рока
Несся сквозь звездных сияние ряс.
– А изображение главы
Вам дорогого существа:
Сестры, невесты, брата – вы
Лучи другого естества <?>
– Кто изнемог под тяжестью возмездий
И жизнь печальную оглянет,
Тот пред лицом немых созвездий
Своего предка проклянет.
Опасно видеть в вере плату
За перевоз на берег цели,
Иначе вылезет к родному брату
Сам лысый черт из темной щели.
Мы жребия войн будем искать,
Жребия войн земле неизвестного,
И кровью войны станем плескать
В лики свода небесного.
И мы живем верны размерам,
И сами войны суть лады,
Идет число на смену верам
И держит кормчего труды.
И грозная бьется гора
Сверкающей радугой пыли.
Когда мы судили «вчера»,
О роке великом забыли.
– Помнишь безумную ласточек дурь,
Лиц пролетающих около,
Или полет через области бурь
Бело-жестокого сокола?
О, бедствие нам – одиноким и зрячим
Столбам на полях слепоты.
Ответим мы стоном и плачем
На шествие судеб пяты.
Ты прав: не костер, а вязанка готовая дров,
Из кубка живого я не пил.
Ты же, чей разум суров,
Ты старого разума пепел.
Мы не рождаемся в жизнь дважды, –
Сказал задумчивый мудрец.–
Так веселись, будь светел каждый,
И здравствуй ты, о звон колец!
Свершай же, свершай свой бег,
О, моря жестокого данник.
Идешь, так хотел человек,
Иди же, иди же, о странник!
И храмы убийства быков
В широких и круглых стенах,
И буря внезапных хлопков,
И бык, упадающий в прах.
И жизни понятен мне снова учебник,
Мрет муравейника правда живая,
А ты, таинственный волшебник,
За дубом стоишь, убивая:
Приятно гибель и раскол
Принесть, как смерти чародейник,
Огромного дуба сокрытый за ствол,
В кипучий трудом муравейник.


А волны черные и бурные
С журчаньем бились о прибой,
Как будто дерзко-балагурные
Беседы с мрачною судьбой.
Наездник напрасно, плывя, помогал.
Конь вороной за отлива волной
Шел, храпя,
И после в испуге долой убегал,
Ремнями возницу идти торопя,
И снова к прибою бежал, оживая,
Как будто в глубинах друзей узнавая,