Сочинения. Письма - страница 54


Я опьянен неведомым азартом,
Сижу в кругу таких же игроков.
Судьба тасует розовые карты
Предательского крапа вечеров.


Мы не устанем за удачей гнаться,
Но уж давно размерен каждый ход:
Всем предназначено равно нам проиграться,
И в выигрыше будет — банкомет.


О, дорогая! Ты поймешь, конечно,
Вот почему, хоть властвует азарт,
В кругу других играю так беспечно
И не роняю шелестящих карт.

СОНЕТ


«Суровый Дант не презирал сонета,
В нем жар любви Петрарка изливал…»
А я брожу с сонетами по свету,
И мой ночлег — случайный сеновал.


На сеновале — травяное лето,
Луны печальной розовый овал.
Ботинки я в скитаньях истоптал,
Они лежат под головой поэта.


Привет тебе, гостеприимный кров,
Где тихий хруст и чавканье коров
И неожидан окрик петушиный…


Зане я здесь устроился, как граф!
И лишь боюсь, что на заре, прогнав,
Меня хозяин взбрызнет матерщиной.

МЯСНИКИ


Сквозь сосну половиц прорастает трава,
Подымая зеленое шумное пламя,
И теленка отрубленная голова,
На ладонях качаясь, поводит глазами.
Черствый камень осыпан в базарных рядах,
Терпкий запах плывет из раскрытых отдушин,
На изогнутых в клювы тяжелых крюках
Мясники пеленают багровые туши.
И, собравшись из выжженных известью ям,
Мертвоглазые псы, у порога залаяв,
Подползают, урча, к беспощадным ногам
Перепачканных в сале и желчи хозяев.
Так, голодные морды свои положив,
До заката в пыли обессилят собаки,
Мясники засмеются и вытрут ножи
О бараньи сановные пышные баки.
…Зажигает топор первобытный огонь,
Полки шарит березою пахнущий веник,
Опускается глухо крутая ладонь
На курганную медь пересчитанных денег.
В палисадах шиповника сыплется цвет,
Как подбитых гусынь покрасневшие перья…
Главный мастер сурово прикажет: «Валет!» —
И рябую колоду отдаст подмастерьям.
Рядом дочери белое кружево ткут,
И сквозь скучные отсветы длинных иголок,
Сквозь содвинутый тесно звериный уют
Им мерещится свадебный, яблочный полог.
Ставит старый мясник без ошибки на треф,
Возле окон шатаясь, горланят гуляки.
И у ям, от голодной тоски одурев,
Длинным воем закат провожают собаки.

БАХЧА ПОД СЕМИПАЛАТИНСКОМ


Змеи щурят глаза на песке перегретом,
Тополя опадают. Но в травах густых
Тяжело поднимаются жарким рассветом
Перезревшие солнца обветренных тыкв.
В них накопленной силы таится обуза —
Плодородьем добротным покой нагружен,
И изранено спелое сердце арбуза
Беспощадным и острым казацким ножом.
Здесь гортанная песня к закату нахлынет,
Чтоб смолкающей бабочкой биться в ушах,
И мешается запах последней полыни
С терпким запахом меда в горбатых ковшах.
Третий день беркута уплывают в туманы
И степные кибитки летят, грохоча.
Перехлестнута звонкою лентой бурьяна,
Первобытною силой взбухает бахча.
Соляною корою примяты равнины,
Но в подсолнухи вытканный пестрый ковер,
Засияв, расстелила в степях Украина
У глухих берегов пересохших озер!
Наклонись и прислушайся к дальним подковам,
Посмотри — как распластано небо пустынь…
Отогрета ладонь в шалаше камышовом
Золотою корою веснушчатых дынь.
Опускается вечер.
                                И видно отсюда,
Как у древних колодцев блестят валуны
И, глазами сверкая, вздымают верблюды
Одичавшие морды до самой луны.

«Затерян след в степи солончаковой…»


Затерян след в степи солончаковой,
Но приглядись — на шее скакуна
В тугой и тонкой кладнице шевровой
Старинные зашиты письмена.


Звенит печаль под острою подковой,
Резьба стремян узорна и темна…
Здесь над тобой в пыли многовековой
Поднимется курганная луна.


Просторен бег гнедого иноходца.
Прислушайся! Как мерно сердце бьется
Степной страны, раскинувшейся тут,


Как облака тяжелые плывут
Над пестрою юртою у колодца.
Кричит верблюд. И кони воду пьют.

БАЛЛАДА О ДЖОНЕ

Ио-хо-хо! Ящик с мертвецом

И бочонок рома!


Джон уехал в море с кораблем,
А отца оставил мертвым дома…
«Ио-хо-хо! Ящик с мертвецом
И бочонок рома!»


И в толпе коричневых бродяг
Жизнь текла и медленно, и просто,
На морских извилистых путях
Под седым дыханием норд-оста.


Только им в часы своих проказ
Море шло на разные уступки.
И они в скитаниях не раз
У Рио раскуривали трубки.


Оттого, что между моряков
Счеты с жизнью вечно в беспорядке  —
Не один у южных берегов
Умирал от желтой лихорадки.


И тогда над выпитым лицом
Пели все, потупившись сурово:
«Ио-хо-хо! Ящик с мертвецом
И бочонок рома!»


Стал умелым и плечистым Джон.
Стал от ветра и от солнца бурым.