Том 7. Изборник. Рукописные книги - страница 41
И улыбаются мудрые ларыТайне заклятий и силе огней.
А чародейка заплакать готова:
Тайну заклятий скрывает узор,
И сотворившей отгадного слова
Выдать не хочет коварный фарфор.
«Слышу песни плясовой…»
Слышу песни плясовой
Разудалый свист и вой.
Пьяный пляшет трепака,
И поёт у кабака:
«Тёмен был тяжёлый путь,
Негде было отдохнуть.
Злоба чёрта стерегла
Из-за каждого угла.
Только всё ж я хохотал,
В гулкий бубен грохотал,
Не боялся никого,
Не стыдился ничего.
Если очень труден путь,
Можешь в яме отдохнуть.
Можешь, только пожелай,
И в аду воздвигнуть рай». –
«Чьи, старик, поёшь слова?» –
«Эх, с мозгами голова!
Был когда-то я поэт,
А теперь поэта нет.
Пьяный, рваный, весь я тут.
Скоро в яму сволокут
И зароют кое-как.
Дай полтинник на кабак!»
«Грумант покрыт стеклянной шапкой…»
Грумант покрыт стеклянной шапкой.
Под этой шапкой так тепло,
Что у девицы, очень зябкой,
Давно смущение прошло.
Что ей громады ледяные
И внешний ветер и мороз!
Ведь стёкла отразят сплошные
Разгул неистовых угроз.
Искусственное здесь сияет
Светило, грея дивный сад,
И роза здесь благоухает,
И зреет сочный виноград.
Где мирт вознёсся горделиво
На берегу прозрачных вод,
Нагие девы нестыдливо
Ведут весёлый хоровод.
Грохочут бубны и тимпаны
В руках у отроков нагих.
Но вот вином полны стаканы,
И шум веселия затих.
Настало время пожеланий.
Чего ж, однако, им желать,
Когда и льдины в океане
Уж начали истаевать!
Межатомное разложенье
Постигло только грамм один,
И началось передвиженье
И таянье последних льдин.
«Идёшь, как будто бы летишь…»
Идёшь, как будто бы летишь,
Как будто бы крылаты ноги,
Которыми ты золотишь
Взвеваемую пыль дороги.
Спешишь в просторах голубых,
Упруго попирая землю.
Я звукам быстрых ног твоих,
Невольно улыбаясь, внемлю.
Мелькнула, – вот уж вдалеке
Короткой юбки вьются складки.
Остались кой-где на песке
Ног загорелых отпечатки.
«Ни презирать, ни ненавидеть…»
Ни презирать, ни ненавидеть
Я не учился никогда.
И не могла меня обидеть
Ничья надменность иль вражда.
Но я, как унтер Пришибеев,
Любя значенье точных слов,
Зову злодеями злодеев
И подлецами подлецов.
А если мелочь попадётся,
Что отшлифована толпой,
Одна мне радость остаётся, –
Назвать клопом или клопой.
«С Луны бесстрастной я пришла…»
С Луны бесстрастной я пришла.
Была я лунною царицей.
На всей планете я слыла
Красавицей и чаровницей.
Бывало, Солнце и Земля,
На небе пламенея вместе,
Сжигали лунные поля
Дыханьем беспредельной мести.
В подвалах укрывались мы
Или спешили к антиподам,
Чтоб отдохнуть в объятьях тьмы
Под звёздным полуночным сводом.
Разъединялися потом
Огнём наполненные чаши,
И наслаждались ясным днём
И мы, и антиподы наши.
Великой силой волшебства
Себя от смерти я хранила,
Жила я долго, и слова
Пророчеств дивных говорила.
Открыла я, в теченье дней
И двух светил всмотревшись зорко,
Что дни становятся длинней
И что земная стынет корка.
Смеялися моим словам,
Но, исполняя повеленье,
Подвалы рыли, чтобы там
Найти от гибели спасенье.
И всё, предсказанное мной,
Сбывалось в медленные годы,
И наконец над всей Луной
Воздвиглись каменные своды.
Наукой изощрённый ум
Все входы оградил в подвалы.
Машин могучих гулкий шум
Сменяли трубы и кимвалы.
И вот с поверхности Луны
Весь воздух выпит далью чёрной,
И мы спустились в глубины,
Царица и народ покорный.
Стекло влилось в пазы ворот,
Несокрушимая преграда!
В чертогах мой народ живёт,
Доволен он, царица рада.
Наверх не ступишь и ногой, –
Погибнет всяк, и стар, и молод:
Там в новоземье смертный зной,
А в полноземье смертный холод.
Наука и весёлый труд,
Владея тайной электронной,
Преобразили наш приют
В Эдем цветущий, благовонный.
Порой за стёклами ворот,
Дивясь на груды лунной пыли,
Народ теснится и поёт
Слегка прикрашенные были
О ветре, звёздах, о ручье,
О вешнем упоеньи хмельном,
Да о каком-то соловье,
Совсем ненужном и бесцельном.
Ну что же, отчего не спеть!
Но повторись всё, не захочет
Никто уйти, чтобы терпеть,
Как зной томит, как дождик мочит,
Глядеть, как, бешено крутясь,
