Том 1. Стихотворения 1906-1920 - страница 101



Не ладил бы, лба не подъемля,
Ребячьих кораблёв —
Вся Русь твоя святая в землю
Не шла бы без гробов.


Ты под котел кипящий этот —
Сам подложил углей!
Родоначальник — ты — Советов,
Ревнитель Ассамблей!


Родоначальник — ты — развалин,
Тобой — скиты горят!
Твоею же рукой провален
Твой баснословный град…


Соль высолил, измылил мыльце —
Ты, Государь-кустарь!
Державного однофамильца
Кровь на тебе, бунтарь!


Но нет! Конец твоим затеям!
У брата есть — сестра…
— На Интернацьонал — за терем!
За Софью — на Петра!

Август 1920

«Есть в стане моем — офицерская прямость…»


Есть в стане моем — офицерская прямость,
Есть в ребрах моих — офицерская честь.
На всякую муку иду не упрямясь:
Терпенье солдатское есть!


Как будто когда-то прикладом и сталью
Мне выправили этот шаг.
Недаром, недаром черкесская талья
И тесный ремéнный кушак.


А зóрю заслышу — Отец ты мой рóдный! —
Хоть райские — штурмом — врата!
Как будто нарочно для сумки походной —
Раскинутых плеч широта.


Всё может — какой инвалид ошалелый
Над люлькой мне песенку спел…
И что-то от этого дня — уцелело:
Я слово беру — на прицел!


И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-сэром
Скрежещет — корми-не корми! —
Как будто сама я была офицером
В Октябрьские смертные дни.

Сентябрь 1920

«Об ушедших — отошедших…»


Об ушедших — отошедших —
В горний лагерь перешедших,
В белый стан тот журавлиный —
Голубиный — лебединый —


О тебе, моя высь,
Говорю, — отзовись!


О младых дубовых рощах,
В небо росших — и не взросших,
Об упавших и не вставших, —
В вечность перекочевавших, —


О тебе, наша Честь,
Воздыхаю — дай весть!


Каждый вечер, каждый вечер
Руки вам тяну навстречу.
Там, в просторах голубиных —
Сколько у меня любимых!


Я на красной Руси
Зажилась — вознеси!

Октябрь 1920

Волк


Было дружбой, стало службой.
Бог с тобою, брат мой волк!
Подыхает наша дружба:
Я тебе не дар, а долг!


Заедай верстою вёрсту,
Отсылай версту к версте!
Перегладила по шерстке, —
Стосковался по тоске!


Не взвожу тебя в злодеи, —
Не твоя вина — мой грех:
Ненасытностью своею
Перекармливаю всех!


Чем на вас с кремнем-огнивом
В лес ходить — как Бог судил, —
К одному бабьё ревниво:
Чтобы лап не остудил.


Удержать — перстом не двину:
Перст — не шест, а лес велик.
Уноси свои седины,
Бог с тобою, брат мой клык!


Прощевай, седая шкура!
И во сне не вспомяну!
Новая найдется дура —
Верить в волчью седину.

Октябрь 1920

«Не называй меня никому…»


Не называй меня никому,
Я серафим твой, легкое бремя.
Ты поцелуй меня нежно в темя,
И отпусти во тьму.


Все мы сидели в ночи без света.
Ты позабудешь мои приметы.


Да не смутит тебя сей — Бог весть! —
Вздох, всполохнувший одежды ровность.
Может ли, друг, на устах любовниц
Песня такая цвесть?


Так и иди себе с миром, словно
Мальчика гладил в хору церковном.


Духи и дети, дитя, не в счет!
Не отвечают, дитя, за души!
Эти ли руки — веревкой душат?
Эта ли нежность — жжет?


Вспомни, как руки пустив вдоль тела,
Закаменев, на тебя глядела.


Не загощусь я в твоем дому,
Раскрепощу молодую совесть.
Видишь: к великим боям готовясь,
Сам ухожу во тьму.


И обещаю: не будет биться
В окна твои — золотая птица!

25 ноября 1920

Чужому


Твои знамена — не мои!
Врозь наши головы.
Не изменить в тисках Змеи
Мне Духу — Голубю.


Не ринусь в красный хоровод
Вкруг древа майского.
Превыше всех земных ворот —
Врата мне — райские.


Твои победы — не мои!
Иные грезились!
Мы не на двух концах земли —
На двух созвездиях!


Ревнители двух разных звезд —
Так что же делаю —
Я, перекидывая мост
Рукою смелою?!


Есть у меня моих икон
Ценней — сокровище.
Послушай: есть другой закон,
Законы — кроющий.


Пред ним — все клонятся клинки,
Все меркнут — яхонты.
Закон протянутой руки,
Души распахнутой.


И будем мы судимы — знай —
Одною мерою.
И будет нам обоим — Рай,
В который — верую.

Москва, 28 ноября 1920

«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»


Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
Насторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.
О милая! — Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.


И не на то мне пара крыл прекрасных
Дана, чтоб нá сердце держать пуды.
Спеленутых, безглазых и безгласных
Я не умножу жалкой слободы.


Нет, выпростаю руки! — Стан упругий
Единым взмахом из твоих пелен
— Смерть — выбью! Верст на тысячу в округе
Растоплены снега и лес спален.


И если всё ж — плеча, крыла, колена