Вскрытие показало… - страница 2
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Последние выпуски новостей отличались шокирующими подробностями, числом далеко превосходящими минимум, необходимый, чтобы предупредить людей. Женщины, особенно одинокие, потеряли покой. Через неделю после третьего убийства объемы продаж револьверов и засовов выросли вдвое, а из приютов для бездомных животных разобрали всех собак — о чем газеты не преминули сообщить на первых полосах. Не далее как вчера Эбби Тернбулл, корреспондент криминальных новостей, завоевавшая все возможные призы за профессиональную деятельность и пользующаяся дурной славой, в очередной раз продемонстрировала собственное нахальство — ворвалась ко мне в офис и предприняла безуспешную попытку получить копии отчетов о вскрытии, оправдывая свои действия законом о свободе информации.
У нас в Ричмонде корреспонденты криминальных новостей всегда отличались беспардонностью. По данным ФБР, в прошлом году наш добрый старый город занял второе место в Штатах по количеству убийств на душу населения (которое, между прочим, составляет двести двадцать тысяч человек). Бывало, судмедэксперты из Британского Содружества по месяцу торчали у меня в лаборатории, практикуясь в определении видов пулевых ранений, а амбициозные копы, вроде Пита Марино, переезжали к нам из Нью-Йорка или Чикаго только для того, чтобы убедиться: по сравнению с Ричмондом эти криминогенные центры — просто богадельни.
Но такого не видел даже наш милый городок. Среднестатистический гражданин мог не иметь отношения к убийствам, совершаемым «под кайфом», или к так называемой «бытовухе»; он мог не посещать заведения, где за один косой взгляд человек рискует получить бутылкой по голове — и считать себя застрахованным. Но ведь три убитые женщины ничего подобного и не делали! Они мирно спали в собственных постелях и были повинны лишь в том, что не закрыли на ночь окна. «А если и со мной случится то же самое, что с моей приятельницей, коллегой, соседкой?..» — вот что думала добропорядочная налогоплательщица, и ее охватывал ужас. Еще вчера чья-то дочь, сестра, возлюбленная ходила по магазинам, пила коктейль на вечеринке, после работы стояла в очереди в супермаркете. А сегодня ночью Мистер Никто забрался в ее спальню через окно…
У распахнутой двери дежурили двое ребят в форме. Проем перекрывала желтая лента с надписью: «Место преступления. Вход воспрещен».
Совсем юный офицер полиции почтительно приподнял ленту, пропуская меня в дом. Мне пришлось согнуться в три погибели.
Гостиная, оформленная в теплых розовых тонах, отличалась идеальной чистотой и безупречным вкусом. Изящная стенка из вишневого дерева, на ней небольшой телевизор, скрипка, ноты. У окна, выходящего на лужайку перед домом, — диван, на столике со стеклянной столешницей — аккуратная стопка журналов, в том числе «Сайентифик америкэн» и «Нью Ингланд джорнэл оф медисин». На китайском коврике бежевого цвета с изображением дракона — ореховый книжный шкаф. Учебники по медицине занимали целых две полки.
Гостиная оказалась проходной. Вторая дверь вела в коридор, по правой стороне которого располагалось несколько жилых комнат, а по левой — кухня: именно там юный офицер и Марино допрашивали сейчас молодого человека — по всей видимости, мужа убитой.
Я невольно отметила про себя, что на столешнице не было заметно ни единого пятнышка, что электрический чайник и микроволновка оттенка «цветущий миндаль» (так его называют в каталогах) явно подбирались в тон линолеуму, тоже очень чистому, что бледно-желтые занавески гармонируют с бледно-желтыми же обоями. Но прежде всего мое внимание привлек стол: на нем лежал выпотрошенный полицией красный нейлоновый рюкзак. Содержимое валялось тут же: стетоскоп, фонарик-авторучка, пластиковая коробка, в которой погибшая, вероятно, носила завтрак, и последние номера журналов «Энналс оф седжэри», «Лансет» и «Джорнэл оф траум». Эти-то вещи несчастной добили меня окончательно.
Марино сначала неприязненно взглянул в мою сторону и лишь потом представил Мэтту Петерсену, мужу убитой. Петерсен скрючился в кресле и, казалось, был безутешен в своем отчаянии. Не каждый день встретишь такого красавца — стройный, худощавый, широкоплечий брюнет, кожа гладкая, загорелая, лицо безупречно тонкое, почти порочное в своей прелести. На Петерсене были белая рубашка поло и бледно-голубые джинсы, но эта простая одежда только лишний раз подчеркивала, насколько он хорош собой. Петерсен уставился в пол, сцепив пальцы на коленях.
— Это все принадлежит убитой? — Вопрос был отнюдь не праздный — вдруг это муж занимался медициной?
Марино кивнул.
Петерсен медленно поднял глаза — они оказались синими. Видно было, что он недавно плакал. Кажется, до него только теперь дошло: приехала доктор. В глазах промелькнуло нечто похожее на облегчение, даже на надежду — доктор все объяснит, доктор скажет, что Лори почти не мучилась.
Явно плохо соображая, Петерсен забормотал:
— Я ей вчера вечером звонил. Она сказала, что будет дома где-то к половине первого. Что у нее дежурство в больнице. Я приехал, смотрю, света нет, думал, она спать легла. Я дверь сам открыл… — Тут голос у него задрожал, сорвался. Петерсен стал ловить ртом воздух. — И я зашел в спальню… — Синие глаза наполнились слезами. — Умоляю вас, — теперь он обращался лично ко мне, — умоляю вас, не показывайте ее никому. Я не хочу, чтобы ее видели такой…
— Мистер Петерсен, нам необходимо осмотреть тело вашей жены, — сказала я как можно мягче.
И вдруг убитый горем Петерсен шарахнул кулаком по столу.