Скользящие по грани - страница 35
– А потом что? Ну, как дальше поступают с этим... каменным тестом?
– Говорю же – все, кто может, стараются держаться от этого дела подальше. Чего делают с тестом дальше – не моего ума дело. Знаю лишь, что потом ртуть... Ой, там какое-то умное слово говорят, его так сразу и не выговоришь... А, вспомнила: ртуть возгоняется, и в результате образуется эта, как ее... крица, которую потом в слитки переплавляют. За этими серебряными слитками каждый месяц отдельный корабль приходит.
– Неужели никто отсюда не пытался бежать?.. – не выдержала я.
– А ты что, уже пятки решила смазать?.. – зло хохотнула какая-то неопрятная девица. – Шустра! Ну-ну, мечтать не вредно! У всех, кого привозят сюда, спервоначалу такие мысли появляются, да только каждый едва ли не сразу же понимает, что делать это не стоит. Если кто-то бежит, его все одно ловят, и вот тогда-то в наказание он навсегда тесто месить будет, до самой смерти, тем более что те, кто этим занимается, долго не живут. Потому-то здесь все стараются порядок поддерживать, лишний раз помалкивать и дисциплину не нарушать – так все же есть надежда дотянуть до конца срока, а вот если отправят тебя месить тесто – то все, и до середины своего заключения не дотянешь.
Н-да, невесело. Думаю, не ошибусь, если предположу, что для большинства здешних заключенных пребывание на этом руднике – та же смертная казнь, только растянутая во времени. Пожалуй, мне стоит поторопиться с побегом, правда, пока что я представления не имею, как можно это сделать.
На следующий день нас с утра пораньше отправили на работу. Меня поставили в группу женщин, в обязанности которых входило перевозить на тележках добытую руду, причем везти следовало от входа в шахту до того места, где измельчают эту самую руду. Да уж, это была та еще работенка, но я особо не возражала: тяжело нагруженную тележку надо было везти на довольно-таки немалое расстояние, и за время этого пути у меня была возможность внимательно рассмотреть окружающее, во всяком случае, я попыталась это делать. Как я уже упоминала, рудник был расположен на плато, которое возвышалось над окрестностями, потому сверху кое-что все же можно было разглядеть. Беда в том, что сегодня был пасмурный день, и потому было довольно сложно в подробностях рассмотреть то, что находится за краем плато. Кажется, вдали видны горы, в стороне от которых, судя по всему, начинается лес, только вот до тех мест еще добраться надо...
Кроме того, сверху хорошо просматривается вся местность внизу, а особой растительности на этой каменной равнине нет, так что спрятаться там вряд ли удастся. Проще говоря, отсюда любой человек хорошо виден, и сразу ясно, в какую сторону он направляется. Хотя, если всмотреться, то становится понятно, что это только возле основания плато местность ровная, а немногим дальше начинаются неровности почвы, небольшие холмы, и, кажется, есть даже небольшие овраги и трещины в земле. Можно считать удачей хотя бы то, что на руднике нет собак, но подобное вполне объяснимо – бедные псины тут враз перетравятся, так что и привозить их сюда нет смысла. Зато недостаток служебных собак полностью окупался большим количеством стражников, которых здесь было более чем достаточно, и в случае побега, без сомнений, за тобой устроят настоящую охоту с загоном и травлей.
Разумеется, будь моя воля, я бы всматривалась в окружающее куда более внимательно, но мне не хотелось, чтоб кто-либо из посторонних обратил внимание на то, что я постоянно кручу головой по сторонам. Женщины в бараке были правы – меня постоянно сопровождали взгляды мужчин. Чего уж там скрывать: несмотря на подсыхающие царапины на моем лице, было понятно, что я – самая красивая из всех находящихся здесь женщин, к тому же еще не вымотанная тяжелой работой и пока что одинокая. Не знаю, какое время мне удастся удерживать здешних мужчин на расстоянии, но в том, что вот-вот начнутся ухаживания, а то и откровенные приставания – в этом нет никаких сомнений. А еще я заметила, что даже те женщины, которые вчера относились ко мне с оттенком симпатии, сегодня стараются держаться от меня на расстоянии. Странно...
Все разъяснилось вечером, когда наконец-то закончился этот невыразимо трудный и тяжелый день, а я мечтала только об отдыхе, потому как устала до того, что, казалось, уже не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Увы, но с отдыхом пришлось повременить: ко мне подошла та самая пожилая женщина, которая была старшей в нашем бараке, и произнесла едва ли не в приказном тоне:
– Пошли со мной.
– Куда?
– Там увидишь.
– И все же?
– Для начала с тобой поговорить хотят. И не кочевряжься, делай, что тебе говорят, тут никто шутки шутить не любит.
Конечно, будь моя воля, то послала бы я всех куда подальше, но в здешних местах установлены свои законы, которых надо придерживаться, тем более вновь прибывшим. Ладно, пока что послушаюсь, но если что...
Вне моих опасений, мы подошли к нескольким скамейкам, стоящим неподалеку от края плато. Сделай несколько шагов – и покатишься вниз по крутому, почти отвесному склону, ломая руки и ноги... Сейчас на одной из этих скамеек, опираясь на палку, сидел старик – во всяком случае, он выглядел как человек, жизнь которого уже едва ли не подошла к закату. Рядом с этим дедулей толпилось еще с десяток мужчин. По виду все эти люди – обычные заключенные, но отчего-то я сразу поняла, что этот дед здесь обладает немалой властью, а рядом находятся те, кто, как говорится, рангом помельче.
– Ты кто такая?.. – без всяких предисловий поинтересовался старик.
– Дарил с Заячьих Холмов... – уже привычно произнесла я.
