Божество реки - страница 207

— Это против наших обычаев, но я согласен.

— Когда мы захватим Адбар Сегед, Аркоуна и его крепость передадут вам, — это условие ему очень понравилось, и он горячо закивал головой.

— И, наконец, египтянам можно будет оставить себе все трофеи, захваченные у Аркоуна во время боевых действий, включая легендарный голубой меч, — это условие я приберег для Тана.

— Я согласен, — сказал Престер Бени-Джон. По его лицу было видно, как царь доволен нашим соглашением.

Он дал мне в сопровождение отряд из пятидесяти человек, и на следующий день мы отправились в Кебуи. Я ехал верхом на прекрасном жеребце, которого царь на прощание подарил мне.

ДО КЕБУИ оставалось пять дней пути, когда я увидел стремительно приближающееся по равнине облако пыли. Затем разглядел колеблющиеся очертания колесниц в струях горячего воздуха. Приблизившись, колесницы выстроились боевым порядком и понеслись на нас полным галопом. Зрелище было величественное. Строй они держали превосходно, а расстояние между колесницами сохранялось настолько точно, что линия конницы казалась ниткой бус. Я спрашивал себя, кто командует отрядом.

Колесницы подошли ближе, я прикрыл глаза от солнца, пригляделся, и —сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди, когда я узнал упряжку первой колесницы. Это были Утес и Цепь, мои любимцы. Однако колесничего я узнал не сразу. Прошло три года с тех пор, как я видел Мемнона в последний раз. За это время семнадцатилетний юноша превратился в двадцатилетнего молодого мужчину.

Я успел привыкнуть к езде верхом с седлом и стременами и теперь привстал на стременах и замахал рукой. Колесница отвернула от основного строя, когда Мемнон узнал меня, и помчалась к нам.

— Мем! — вопил я. — Мем! — И ветер донес до меня его ответный крик.

— Тата! Клянусь молоком Исиды, это ты!

Он остановил лошадей, спрыгнул с колесницы и стащил меня с лошади. Сначала обнял меня, потом отстранился и стал разглядывать на расстоянии вытянутых рук. Мы жадно смотрели друг на друга.

— Тата, ты побледнел и похудел, из тебя кости торчат. А это что, седина? — и потянул меня за виски.

Мемнон стал выше меня, талия у него была узкой, а плечи широкими, кожа загорела и, смазанная маслом, походила на полированный янтарь; когда он смеялся, мышцы двигались на шее. На руках были защитные кольца из золота, а на голой груди сверкало «Золото доблести». Это кажется невозможным, но он стал еще красивее со времени нашей последней встречи. Напоминал леопарда, гибкого и стремительного.

Мемнон поднял меня в воздух и поставил в свою колесницу.

— Бери вожжи. Я хочу убедиться, не потерял ли ты навык.

— Куда поедем?

— На запад, в Кебуи. Мать рассердится, если я сразу не доставлю тебя к ней.

Ту ночь мы провели у костра в стороне от отряда, чтобы поговорить наедине. Долго сидели молча и глядели на серебристое сияние звезд, а потом Мемнон сказал:

— Когда я думал, что потерял тебя, мне казалось, будто я потерял часть самого себя. С тобой связаны самые первые мои воспоминания.

И я, человек, который так ловко владеет словами, не нашел их для ответа. Мы снова замолчали, а потом он положил мне руку на плечо.

— Ты видел потом эту девушку? — спросил Мемнон, хотя вопрос прозвучал небрежно, рука его крепко держала меня за плечо.

— Какую девушку? — переспросил я, чтобы подразнить его.

— Ту девушку у реки, когда мы расстались.

— А там была девушка? — нахмурился я, как бы пытаясь припомнить. — А как она выглядела?

— Лицо походило на черную лилию, а кожа была цвета дикого меда. Ее называли Масара, и память о ней до сих пор тревожит меня по ночам.

— Девушку зовут Масара Бени-Джон, — сказал я. — Я провел с ней вместе два года в плену в крепости Адбар Сегед. И полюбил, так как нрав ее еще прекраснее, чем лицо.

Он схватил меня обеими руками и стал безжалостно трясти.

— Расскажи мне о ней, Тата! Расскажи все, все, ничего не забывай!

Вот так мы и просидели всю ночь у костра, разговаривая об этой девушке. Я рассказал ему, что она выучила египетский язык ради него и что его обещание придавало ей силы в мрачные дни одиночества, а под конец передал послание, которое она выкрикнула со стен крепости. «Скажи ему, что я была храброй. Скажи ему, что я люблю его. »

Мемнон долго сидел молча, глядя на языки пламени, а потом тихо сказал:

— Как может она любить меня? Она же меня не знает…

— А ты разве знаешь ее лучше, чем она тебя? — спросил я, и он покачал головой.

— А ты любишь ее?

— Да, — просто ответил он.

— Так и она любит тебя так же.

— Я обещал ей, Тата. Ты поможешь мне выполнить мое обещание?

НИКОГДА в жизни не испытывал я радости подобной той, какая переполняла меня, когда я поднялся на борт «Дыхания Гора». Мемнон послал вперед гонца, чтобы предупредить о моем возвращении, и все ждали меня. — Клянусь вонючими ногами Сета, — заорал Крат. — А я-то думал, мы уже избавились от тебя, старый мошенник! — И он с такой силой прижал меня к груди, что чуть не сломал мне ребра.

Тан схватил меня за плечи и долго, долго смотрел мне в глаза, а потом усмехнулся:

— Если бы не ты, этот косматый эфиоп убил бы меня. Однако ему повезло, когда он захватил тебя в плен. Спасибо, старина.

Я увидел, как постарел Тан — в волосах тоже появилась седина. Под сухими ветрами саванны его лицо почернело, как гранитная скала.

Маленькие царевны уже были не такими уж маленькими, но по-прежнему остались очаровательными. Они смущались: воспоминания обо мне угасли. Таращили на меня глаза, когда я кланялся им. У Бекаты волосы стали цвета темной меди. Мне не терпелось снова завоевать их расположение. Техути наконец узнала меня.