МАЙТРЕЙИ - страница 11

Я смеялся от души, хотя и спрашивал себя: она наивна или дурачит нас всех? Может быть, она просто оттачивает свое остроумие и хохочет за нашей спиной? Мне было не уйти от этой мысли всегда, когда я слышал ее смеющийся голос из соседней комнаты.

- Ты знаешь, что Майтрейи пишет стихи? - с гордостью спросил меня инженер.

- Подозревал,- ответил я.

Однако это открытие вызвало во мне раздражение. Все девушки пишут стихи. Я видел, что инженеру хочется изобразить дочь как этакого вундеркинда, и меня покоробило. И раньше бывали дни, когда я присматривался к ней с досадой, думая: какие в ней таланты, что она так самоуверенна?

- Она пишет философские стихи, они очень нравятся Тагору,- добавил инженер, наблюдая за мной.

- Да? - Я постарался изобразить равнодушие.

Спускаясь по лестнице, я встретил Майтрейи, выходившую из библиотеки.

- Я не знал, что ты поэтесса,- сказал я, пытаясь говорить язвительно.

Она покраснела и прижалась к стене. Меня стала уже нервировать эта ее болезненная чувствительность.

- В общем-то, тут нет ничего плохого, если ты пишешь стихи. Лишь бы они были красивые.

- А откуда вы знаете, что они некрасивые? - спросила она, листая том, который несла из библиотеки.

- Красивые, не сомневаюсь. Мне только интересно, что ты можешь знать о жизни, чтобы писать философские стихи?

Она задумалась и вдруг рассмеялась, стыдливо скрестив руки на груди.

Чему ты смеешься?

Она оборвала смех

- Я не должна была смеяться?

- Не знаю. Я ничего тут у вас не понимаю. В конце концов, каждый поступает, как ему нравится. Я просто спросил тебя, чему ты смеешься, я думал, что ты можешь мне объяснить.

- Отец говорит, что вы очень умный. - (Я поморщился). - Поэтому я все время боюсь сделать какую-нибудь ошибку, чтобы не раздражить вас.

- А почему ты так боишься меня раздражить?

- Потому что вы наш гость. А гостей посылает Бог…

- А если гость - плохой человек? - Я экзаменовал ее, как ребенка, хотя лицо ее было серьезным, почти мрачным.

- Бог позовет его обратно,- быстро ответила она.

- Который Бог?

- Его Бог.

- Как, у каждого человека - свой Бог?

Я нажал на слово «свой». Она посмотрела на меня, подумала, опустила веки, а когда подняла их снова, взгляд был влажным.

- Я ошиблась, да?

- Как я могу знать,- сказал я, пытаясь скрыть замешательство.- Я же не философ.

- А я - да,- выпалила она, не колеблясь.- Я люблю думать, сочинять стихи, мечтать.

«Тоже мне, философиня!» - подумал я и улыбнулся.

- Я хотела бы быть старой,- вдруг проговорила она с таким чувством, с такой тоской, что я вздрогнул.- Старой, как Роби Тхакур.

- Кто это - Роби Тхакур? - спросил я в непонятном волнении.

- Тагор. Я хотела бы быть старой, как он. Когда ты старый, ты больше любишь и меньше страдаешь.

И, вдруг застыдившись, метнулась прочь, но сдержала себя и остановилась, может быть поняв по моему виду, что мне тоже нелегко с ней.

- Мама ужасно огорчилась: она прочла в одной книжке, что в Европе по вечерам едят суп. Мы вас никогда не угощали супом, поэтому вы у нас такой худой. Мы все отвары выливаем птицам.

- Но я вовсе не люблю супов,- попытался я ее успокоить.

А лучше бы вы любили! - сказала она, и глаза ее сверкнули.

- Да какая разница, в конце концов?

- Для мамы есть разница…

Она не договорила. Я смешался и не знал, что думать об этих перепадах настроения, о внезапной ярости в глазах. Может быть, я ляпнул что-то не то, подумалось мне.

- Прости, пожалуйста, если что не так,- сказал я мягко.- Я не знаю, как вести себя с индийцами…

Она уже шагала вверх по лестнице. Моя реплика заставила ее обернуться. На этот раз взгляд ее был таким странным (о, эти ее взгляды, всегда разные, никогда не повторяющиеся), что я замер, не сводя с нее глаз.

- Зачем вы попросили у меня прощенья? Вам нравится меня мучить?

- Ив мыслях не было,- ошеломленно ответил я.- Мне показалось, что ты обиделась, вот я и…

- Разве может мужчина просить прощения у девушки?

- Ну а как же, если он в чем-то не прав… В общем, так положено…

- У девушки?

- И у ребенка,- похвастался я.- По крайней мере…

- Так делают все европейцы?

Я поколебался.

- Настоящие европейцы - да.

Она задумалась и на секунду закрыла глаза, но только на секунду, потому что тут же прыснула со смеху и снова стыдливо скрестила на груди руки.

- Может быть, они просят прощенья только друг у друга, белые у белых. У меня они попросили бы прощенья?

- Конечно.

- И у Чабу?

- И у Чабу.

- Чабу чернее меня.

- Разве?

У нее снова засверкали глаза.

- Да, да. Мы с мамой белее, чем Чабу и отец. Вы не замечали?

- Ну и что, какая разницу?

Как какая разница? Чабу будет труднее выйти замуж, потому что она чернее и за ней придется дать гораздо больше денег…

Выговорив все это, она зарделась, задрожала. Я тоже был смущен, потому что со времен Люсьенова визита несколько расширил свои знания индийских обычаев и понимал, как неприятно индийской девушке говорить об этих торгах. На наше счастье, Майтрейи окликнула госпожа Сен, и она бросилась вверх по лестнице, очень довольная, зажимая под мышкой книгу и крича: - Giacи!

Я вернулся в свою комнату в полном восторге от всего, что открыл в этот день. Умылся, потому что приближалось время ужина (мы ели очень поздно, часов в 10-11, как принято в Бенгале, а после ужина сразу ложились спать), и раскрыл дневник, чтобы сделать еще запись. Но, повертев в руках перо, захлопнул тетрадь: глупости…

V

Должен сказать, что мысли о любви ни разу не приходили мне в первые месяцы, проведенные в обществе Майтрейи. Она интересовала меня как феномен, и эти семь печатей на ее жизни будоражили мое воображение. Если я часто думал о Майтрейи, если заносил в дневник ее словечки и разные подробности встреч, если она вызывала во мне некоторый беспокойный интерес, то это потому, что в ее глазах, в ее ответах, в ее смехе были странность и непонятность. Не стану отрицать, меня к ней тянуло. Необъяснимо волновала даже ее походка. Но я солгал бы, умолчав, что все мое существование в Бхованипоре, а не только эта девушка, казалось мне таинством и волшебством. Я так внезапно и так безоговорочно вошел в быт, где все читалось мной как тайнопись, что, очнувшись порой от этого индийского сна, вспоминал себя прежнего с улыбкой. Я стал другим человеком. Мой прежний мир потускнел, я не встречался ни с кем, кроме гостей семьи Сен, и даже круг чтения у меня изменился, я постепенно утрачивал интерес к математической физике и все больше увлекался романами, политикой, а потом и историей.