Большая пайка (Часть первая) - страница 4

Марка разбудил громкий стук в дверь купе – поезд подходил к Ленинграду. Некоторое время Марк лежал, не открывая глаз. Он слышал, как спрыгнули с верхних полок Платон и Виктор, как загремела мелочь – она высыпалась из брюк одевавшегося Ларри, – но подавать признаки жизни не спешил. У него болела голова, и к горлу подступала тошнота. Марк попытался вспомнить, что же все-таки происходило ночью: сели, выпили, потом рассказывали анекдоты, потом он зачем-то полез к Ленке, кажется, она обиделась, потом что-то было с Ниной, потом... Он услышал, как открылась дверь купе, и кто-то сел с ним рядом, отчего полка жалобно застонала.

– Марик, милый, – прожурчал женский голос. – Не могу, чтобы мы так просто расстались. Какая была ночь... Ну поцелуй же меня на прощание.

Марк открыл глаза. В свете, проникающем из коридора в купе, он с ужасом увидел, что на его постели сидит проводница, у которой он вчера брал стаканы для девочек: лет под пятьдесят, необъятная, в косынке, покрывающей крашеные рыжие волосы, и со стальными зубами. Он помотал головой. Видение не исчезло.

– Ну иди же сюда, котик, – продолжало видение, улыбаясь и застенчиво краснея, – иди к своей лапочке. Помнишь, как ты меня вчера называл?

– Как? – дрожащим голосом вопросил Марк, окидывая проводницу взглядом и вжимаясь в стенку.

Проводница придвинулась ближе и положила огромную ладонь на голову Марка, взлохматив и без того вставшие дыбом волосы.

– Не помнишь, значит... – горестно вздохнула она. – Ну ладно. А что обещал – тоже не помнишь?

Когда проводница убедилась, что коварный ночной любовник окончательно утратил память, в ее голосе прорезался металл. Непрерывно наращивая силу звука, она начала выкатывать несчастному Марку одну несуразную претензию за другой. Марк узнал, что, овладев ночью невинным восьмипудовым созданием, он поклялся в вечной страсти, пообещал все уладить, если внезапный порыв чувств приведет к нежелательным последствиям, гарантировал трудоустройство старшего отпрыска проводницы в Академию наук и многое другое. Залогом выполнения этих необдуманных обещаний должен был служить прямоугольный кусок бумаги, которым проводница, извлекши его откуда-то из глубин своего организма, размахивала теперь перед цейтлинским носом.

Предчувствуя остановку сердца, Марк узнал в прямоугольнике свою визитную карточку с рабочим и домашним телефонами.

И только раздавшийся за дверью взрыв хохота положил конец утреннему кошмару. Цейтлин понял, что пал жертвой очередной платоновской шуточки. Умывшись, тот заловил в коридоре проводницу и, дав ей пять рублей, уговорил разыграть Марка.

Когда проводница вышла из купе и все вдоволь нахохотались, Муса принес Марку бутылку пива:

– Опохмелись, душа моя, а то, не ровен час, еще что-нибудь привидится.

– Спасибо, спасибо, вы уже меня опохмелили, – пробурчал Марк. Он любил быть в центре внимания, но не тогда, когда над ним смеялись.

Сашок. Первый контакт

На перроне их встречали двое из горкома комсомола: высокий, худой, уже начинающий лысеть Лева Штурмин и Саша Еропкин, плотный, с черной бородой под молодого Карла Маркса.

– Ну, какие планы? – спросил Лева. – Мы можем сейчас поехать ко мне позавтракать, машины пока подождут, а потом разделимся. Платон, мы с тобой должны подъехать в горком, переговорить там, есть кое-какие проблемы. И надо с книгами все-таки разобраться...

Во время школы-семинара решено было развернуть книжный киоск с дефицитной литературой. Идея принадлежала Виктору. Все восприняли ее на "ура" и быстренько воплотили в жизнь известное положение, что инициатива наказуема. Запасшись письмами со всеми необходимыми подписями, Виктор двинулся по инстанциям выбивать дефицит.

В "Академкниге" его встретили хорошо и выделили кучу научной литературы плюс пять наименований из серии "Литературные памятники" – по двадцать экземпляров. Зато из "Москниги" просто выгнали, посоветовав походить по магазинам и купить что понравится за наличные. Пришлось обратиться к Платону. Тот сразу же рванул к директору "Москниги", планируя сообщить ему кое-что о механизме снабжения московских спецавтоцентров запчастями, однако директор оказался человеком избалованным, сидел на дефиците уже не первый десяток лет, никаких личных проблем, кроме диабета, не имел и визиты молодых наглецов из какого-то там оргкомитета воспринимал отрицательно. А также он был явно не дурак, и когда Платон начал объяснять директору про международное значение школы, тот с надменной улыбкой поинтересовался, зачем иностранцам русские книги. Нашим? Ну, наши и так перебьются. Подключать тяжелую артиллерию в лице ВП Платон не хотел – по-видимому, успел похвастаться, что они затевают аховую школу-семинар и уже все сделали, – поэтому обратился за помощью к Ларри.

Теишвили подумал, пошевелил усами и решил проблему за два дня. Какая-то его знакомая работала в Центросоюзе и заведовала там именно книжной торговлей. Ларри связался с ленинградским Центросоюзом, о чем-то договорился, и оттуда в Москву пришло письмо с просьбой выделить дополнительные фонды в связи с проведением мероприятия международного значения. Просьба была удовлетворена, фонды выделены, погружены в вагон и вроде бы даже отправлены в Ленинград. Но прошло уже две недели, а до места назначения они так и не доехали. Во всяком случае, когда Лева пошел получать книги, ему ничего не дали, пояснив: вот когда груз из Москвы придет, тогда и будем разговаривать. Естественно, у него зародилось пакостное ощущение, что ленинградские центросоюзовцы решили пришедшие из Москвы книги заначить для себя, а школе вообще ничего не давать. Или дать, но такое барахло, которое не только себе не возьмешь, но и на прилавок будет стыдно положить.