Черным по белому (сборник) - страница 39
Околоточный посидел еще четверть часа, побранил свое начальство (надо заметить, что околоточные всегда ругают начальство; любопытно, что пристава этого не делают) и ушел, цепляясь шашкой за все углы столов и ножки стульев.
II
Когда я вышел в столовую, все уже знали о постигшей меня каре.
Тетка осмотрела меня с тайным страхом и сказала:
– Допрыгался? Мало вашего брата в Швейцарии, так еще и тебе надо.
– В какой Швейцарии?
– В такой. Сегодня бежишь?
– Что вы там такое говорите… Здравствуй, Сергей.
Мой кузен, юный студент, пожал мне руку и сказал сочувственно:
– Вот он, режим-то! Но ты не смущайся, брат. Вся мыслящая часть общества на твоей стороне. Пойди-ка сюда, я тебе что-то скажу!
Он отвел меня к окну и шепнул:
– Будь спокоен! Мы тебе устроим побег. Дай только нам два-три месяца сроку… У меня есть пара товарищей-головорезов, которые с помощью подкопа…
– Будет поздно! – печально сказал я.
– О, Боже! Я догадываюсь! Ты не выдержишь тяжести заключения и с помощью веревки, скрученной из простыни…
– Да нет, просто меня уже выпустят. Всего ведь полтора месяца!
– Жаль… А то бы…
Я отошел к столу, взял сдобную булку, откусил кусочек… и вскрикнул:
– Ох, черт! Что это такое… Тут можно все зубы поломать…
Я оглядел булку: кто-то искусно засунул в нее тоненькую пилу, обрывок веревочки и записку.
В записке стояло:
«С помощью этого перепили окно и спустись вниз, на расстоянии нескольких ядров тебя будет ждать лошадь, на которой скачи на юг. Живым не сдавайся».
Странное слово «ядров», напыщенность слога и пара орфографических ошибок сразу обнаружили автора – десятилетнего Борьку, моего племянника.
Я выплюнул изо рта пилочку, выбросил веревку, съел булку и, допив чай, ушел гулять.
Когда шел по двору, прачка Анисья выбежала из подвала, застенчиво сунула мне в руку две копейки и, пролепетав: «Помолись за меня, несчастненький», убежала.
Дело стало казаться не таким мрачным.
Теперь для полного расчета с правительством не хватало только 249 рублей 98 копеек.
В кафе встретили меня друзья. Они были очень озабочены моим положением и предложили целый ряд выходов.
Оказывается, положение мое было не безвыходным. Можно было:
1) Бежать в Аргентину.
2) Захватить околоточного вместо заложника и отпустить его только тогда, когда мне гарантируют свободу.
3) Бежать на Капри.
4) Забаррикадироваться в квартире и отстреливаться.
Лучший мой друг расспрашивал, не было ли у меня в роду алкоголиков, убийц, развратников и вообще преступников? Он же снял мою шляпу и, ощупав голову, нашел признаки несомненной дегенерации и деформирования черепа.
На другой день утром пришел мой старый друг – околоточный.
– Ну, как? – спросил он.
– Решил сесть.
– Ну… пожалуйте! Пойдем.
– Кандалов не наденете?
– Нет, не стоит.
– Может, обыск сделаете?
– Зачем же! Раз нет предписания.
– Тюремная карета подана?
– Какая там карета… На извозчике поедем.
– Ну, милый мой, – раздраженно сказал я. – Раз во всем этом нет тюремной кареты, ни кандалов, ни мрачной поэзии, ни тюремщиков, вталкивающих в подземелье, ни крыс на каменном полу – я отказываюсь! Я решил заплатить штраф.
– Платите, – равнодушно согласился околоточный.
– Вот вам. Это шестимесячный вексель. Вы учтете его и…
– Нет, извините. Нужно наличными.
– Да почему? Неужели вы думаете, что вам не учтут векселя? Любой банк сделает это. В особенности если вы еще найдете там, в банке, какие-нибудь санитарные погрешности…
– Нет, вексель мы не принимаем.
– Боже, какой вы нудный человек! Ну, получайте ваши «наличные», и надеюсь, что наши дороги надолго разойдутся в разные стороны. Прощайте!
И, платя деньги, я постарался всучить ему самые потертые, запятнанные и измятые кредитки… Я твердо помнил, что принадлежу к оппозиции.
___________________________
P.S. Может быть, мой рассказ и возмутит кого-нибудь из оппозиционно настроенных граждан, возмутит легкостью тона и той шутливостью, которая не подходит, которая неуместна при столкновении с такими серьезными, мрачными вещами, как штраф и арест.
Но Боже мой! Ведь в этом шутливом тоне и смехе может быть и кроется единственный выход из еще более некрасивого положения, когда человек беспомощно плачет, стонет и вообще разливается в три ручья.
Призраки любви
Когда горничная принесла почту – супруги дружески разделились: муж забрал себе все газеты и каталог семян, а жена – все журналы и письма.
Муж перелистал каталог, сказал два раза «ого!», два раза «гм!» и, отложив его, углубился в газету.
Жена схватила сначала письмо, потом отложила его, взяла журнал, перевернула две странички, бросила журнал, снова схватила письмо, на колени положила другой журнал и, перелистывая его, попыталась вскрыть конверт; так как одна рука была занята перелистыванием журнала, то для письма была пущена в ход свободная другая рука и зубы: зубами был оторван край конверта и зубами же было вынуто письмо. После этого журнал соскользнул с колен и упал на пол, а жена ухватилась обеими руками за письмо и приступила к чтению.
Прочтя несколько строк, она подняла голову и, улыбаясь тихой улыбкой, которая озарила ее лицо подобно тихому, умиротворяющему, розовому, вечернему лучу, сказала:
– Ах, мужчины, мужчины!.. Вот, говорят, что женщина, влюбившись, теряет голову… А я думаю, что нет ничего смешнее, трогательнее и бестолковее влюбленного мужчины.
– А что? – беспокойно спросил муж. – Ты это не обо мне говоришь?
– Успокойся – не о тебе. Просто я сейчас получила письмо от совершенно незнакомого мне господина. И представь себе – он изливается мне в своих чувствах.
