Стихотворения и поэмы (1907-1916) - страница 16
И он придет, знакомый, долгожданный, Тебя будить от неземного сна. И в мир другой, на миг благоуханный, Тебя умчит последняя весна.
А я умру, забытый и ненужный, В тот день, когда придет твой новый друг, В тот самый миг, когда твой смех жемчужный Ему расскажет, что прошел недуг.
Забудешь ты мою могилу, имя... И вдруг - очнешься: пусто; нет огня; И в этот час, под ласками чужими, Припомнишь ты и призовешь - меня!
Как исступленно ты протянешь руки В глухую ночь, о, бедная моя! Увы! Не долетают жизни звуки К утешенным весной небытия.
Ты проклянешь, в мученьях невозможных, Всю жизнь за то, что некого любить! Но есть ответ в моих стихах тревожных: Их тайный жар тебе поможет жить.
15 декабря 1913
ЖЕНЩИНА
Памяти Августа Стриндберга
Да, я изведала все муки, Мечтала жадно о конце... Но нет! Остановились руки, Живу - с печалью на лице...
Весной по кладбищу бродила И холмик маленький нашла. Пусть неизвестная могила Узнает всё, чем я жила!
Я принесла цветов любимых К могиле на закате дня... Но кто-то ходит, ходит мимо И взглядывает на меня.
И этот взгляд случайно встретя, Я в нем внимание прочла... Нет, я одна на целом свете!.. Я отвернулась и прошла.
Или мой вид внушает жалость? Или понравилась ему Лица печального усталость? Иль просто - скучно одному?..
Нет, лучше я глаза закрою: Он строен, он печален; пусть Не ляжет между ним и мною Соединяющая грусть...
Но чувствую: он за плечами Стоит, он подошел в упор... Ему я гневными речами Уже готовлюсь дать отпор,
И вдруг, с мучительным усильем, Чуть слышно произносит он: "О, не пугайтесь. Здесь в могиле Ребенок мой похоронен".
Я извинилась, выражая Печаль наклоном головы; А он, цветы передавая, Сказал: "Букет забыли вы".
"Цветы я в память встречи с вами Ребенку вашему отдам..." Он, холодно пожав плечами, Сказал: "Они нужнее вам".
Да, я винюсь в своей ошибке, Но... не прощу до смерти (нет!) Той снисходительной улыбки, С которой он смотрел мне вслед!
Август 1914
ПЕРЕД СУДОМ
Что' же ты потупилась в смущеньи? Погляди, как прежде, на меня. Вот какой ты стала - в униженьи, В резком, неподкупном свете дня!
Я и сам ведь не такой - не прежний, Недоступный, гордый, чистый, злой. Я смотрю добрей и безнадежней На простой и скучный путь земной.
Я не только не имею права, Я тебя не в силах упрекнуть За мучительный твой, за лукавый, Многим женщинам сужденный путь...
Но ведь я немного по-другому, Чем иные, знаю жизнь твою, Более, чем судьям, мне знакомо, Как ты очутилась на краю.
Вместе ведь по краю, было время, Нас водила пагубная страсть, Мы хотели вместе сбросить бремя И лететь, чтобы потом упасть.
Ты всегда мечтала, что, сгорая, Догорим мы вместе - ты и я, Что дано, в объятьях умирая, Увидать блаженные края...
Что же делать, если обманула Та мечта, как всякая мечта, И что жизнь безжалостно стегнула Грубою веревкою кнута?
Не до нас ей, жизни торопливой, И мечта права, что нам лгала. Всё-таки, когда-нибудь счастливой Разве ты со мною не была?
Эта прядь - такая золотая Разве не от старого огня? Страстная, безбожная, пустая, Незабвенная, прости меня!
11 октября 1915
АНТВЕРПЕН
Пусть это время далеко', Антверпен! - И за морем крови Ты памятен мне глубоко... Речной туман ползет с верховий Широкой, как Нева, Эско.
И над спокойною рекой В тумане теплом и глубоком, Как взор фламандки молодой, Нет счета мачтам, верфям, докам, И пахнет снастью и смолой.
Тревожа водяную гладь, В широко стелющемся дыме Уж якоря готов отдать Тяжелый двухмачтовый стимер: Ему на Конго курс держать...
А ты - во мглу веков глядись В спокойном городском музее: Там царствует Квентин Массис; Там в складки платья Саломеи Цветы из золота вплелись...
Но всё - притворство, всё - обман: Взгляни наверх... В клочке лазури, Мелькающем через туман, Увидишь ты предвестье бури Кружащийся аэроплан.
5 октября 1914
* * *
Похоронят, зароют глубоко, Бедный холмик травой порастет, И услышим: далёко, высоко На земле где-то дождик идет.
Ни о чем уж мы больше не спросим, Пробудясь от ленивого сна. Знаем: если не громко - там осень, Если бурно - там, значит, весна.
Хорошо, что в дремотные звуки Не вступают восторг и тоска, Что от муки любви и разлуки Упасла гробовая доска.
Торопиться не надо, уютно; Здесь, пожалуй, надумаем мы, Что' под жизнью беспутной и путной Разумели людские умы.
18 октября 1915
* * *
На улице - дождик и слякоть, Не знаешь, о чем горевать. И скучно, и хочется плакать, И некуда силы девать.
Глухая тоска без причины И дум неотвязный угар. Давай-ка наколем лучины, Раздуем себе самовар!
Авось, хоть за чайным похмельем Ворчливые речи мои Затеплят случайным весельем Сонливые очи твои.
За верность старинному чину! За то, чтобы жить не спеша! Авось, и распарит кручину Хлебнувшая чаю душа!
10 декабря 1915
* * *
Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух, Да, таким я и буду с тобой: Не для ласковых слов я выковывал дух, Не для дружб я боролся с судьбой.
Ты и сам был когда-то мрачней и смелей, По звезда'м прочитать ты умел, Что грядущие ночи - темней и темней, Что ночам неизвестен предел.
Вот - свершилось. Весь мир одичал, и окрест Ни один не мерцает маяк. И тому, кто не понял вещания звезд, Нестерпим окружающий мрак.
И у тех, кто не знал, что прошедшее есть, Что грядущего ночь не пуста, Затуманила сердце усталость и месть, Отвращенье скривило уста...
Было время надежды и веры большой Был я прост и доверчив, как ты. Шел я к людям с открытой и детской душой, Не пугаясь людской клеветы...
А теперь - тех надежд не отыщешь следа, Всё к далеким звездам унеслось. И к кому шел с открытой душою тогда, От того отвернуться пришлось.
