Бредовый суп - страница 65

разгрузку налегке,в майке и всандалиях. Икогда я стоялна платформекамаза пощиколотку впчелиноммесиве, я неразличал ужеотдельныхукусов. Ятолькочувствовалсплошноежжение везде,и особенно наногах и наспине.

 

Мыпотерялимного пчелытогда. И весьэтот крайпасеки, стогозлополучногокамаза, все этистопятьдесятсемей,которыестояли ближек берегуреки, кглавномувзятку едванабрали пополторакорпусапчелы. И мывсё откладывалиоткачку,надеясь надлительныйподдерживающийвзяток сосота. Но оноборвался втом году ещераньшеобычного.

И я всезвонилКириллу испрашивал,почему он недает командукачать. АКириллговорил, чтокачатьнельзя из-занапада. И япытался убедитьего в том, чтос каждым днембудет толькохуже. АКирилл,конечно,прекрасно понималэто. Но ни он,ни я не моглипоехать напасеку тогда.И я поехалтуда толькочерезнесколькодней.

 

Сбольшимтрудом яуговорилребятпопробоватькачать. Ониработали вбудке, а япошел отбиратьмед.

У менябыло никак неболее однойминуты наулей. Послечегоначиналсястрашнейший,доселе невиданныймноюпчелиныйнапад. И мнеприходилоськаждый разменятьпозицию. Этодавало всего,наверное,десять–пятнадцатьлишнихсекунд. Ипорой мнеказалось,что, вопрекивсем законамприроды,пчела шла ужена движущуюсяцель, то естьна меня.

Но вбудке всеоказалосьгораздосложнее. Толькоза те две-трисекунды,когда мыоткрывалидверь, пчелавливаласьрекой внутрьи мгновенноложиласьсплошнымковром на всевскрытые иневскрытыерамки, напаровые ножии забрус,забивала всекранымедогонок исквозь небольшиеотверстиятолько дляструй меда проникалаво фляги.

Но мывсе-такиоткачаливесь мед.

 

 – Но вывсе-такиоткачалитогда весьмед, – сказалСаратов.

– Да, нокачать егопришлосьночью. Каждыйвечер мы начиналив восемь,когдакончался лёт,и качали досамого утра.

– Присветекеросиновойлампы, –сказал Саратов.

– Присветекеросиновойлампы, –сказал я. – Тольконе надо былоставить ее намедогонку, конечно.

– Слушай,вспоминатьтаквспоминать, –сказал Саратов.– Ты помнишь,как выгрузили мед вбагажныйвагон поездаВолгоград–Москва?Он стоял вБорисоглебскевсего двеминуты.

– А флягбыло околоста. И каждаявесила четырепуда. Стодвадцатьсекунд и стофляг. И скаждой надобылопробежатьметров тридцатьи заброситьее вверх, наплатформувагона.

–Сколько вастам было? –спросилСаратов. – Шестеро?

–Пятеро нашихи вокзальныймилиционер.

– Он былваш друг?

– Да. Всебыли нашидрузья.

Ипредседательколхоза – онставил нас влучшиелесополосы.

И всенаши соседи –мы неуспевали ещескинутьрюкзаки, аони уже неслинам соленыеогурцы,картошку имолоко.

Идиректорпчелобазы – втрудныйпервый год ондолго итерпеливослушал всюнашу историюи вдругсказал: “У васэто делопойдет” – и далнам двепятикилограммовыепачки вощиныв долг.

И дажесамолет внебе, которыйтравил сорняки.Он тоже былнашим другом.И наши полявсегдаоставалисьнетронутыми,и к июлю всевокруг нас догоризонта,былозатопленосплошным желтымморемсурепки.

Мывполнеосвоились вэтой стране имогли бысуществоватьв ней долго,научившисьне переступатьчерты,отделявшейнас от тех, на чьейстороне быласила. Но намвсегда хотелосьверить, чтовсе это небудетпродолжатьсявечно. Онидолжны былидопуститьошибку.Потому что,хотя они ужеоченьизменились,но все же, каки с самогоначала, вседо единого, ссамогопервого досамогопоследнего,былиневеждами.

– И онивсе-такидопустилиошибку.

– Да, –сказал я, – и мывырвались изклетки.

– Ну, мнепора, – сказалСаратов.

– Уже?

– Да.Спасибо за“Лафроиг”.

–Слушай,Саратов, –сказал я, –давайвспомним ещечто-нибудьнапоследок. Помнишь,как прибежаля тогда кпоезду?

– Когдаон ужетронулся?

– Когдаон ужетронулся. И ябежал за нимс выпученнымиглазами.

–Ребятазаметилитебя ибросились втамбур.

– И явидел, каккто-то ужетеснилпроводника отдверей.

– Водной руке утебя было трипустых фляги,а в другой –одна. Нонаполовину смедом.

– И япытался находузабросить ихв открытуюдверь вагона.И та, котораябыла с медом,каким-точудом упалавниз, подвагон. И язакричалчто-то.

– И всезакричали.

– И всезакричали. Икакой-топассажир, неиз наших, сиспугурванулстоп-кран.