Страницы Миллбурнского клуба, 5 - страница 116

– Лучший из адов, худший из раев – можносколько угодно жонглировать словами. Кстати, в русском языке и ад, и рай,по-моему, не имеют множественного числа. Назовите как хотите, но черное –всегда черное, а белое – белое. Положить под сукно мои патенты – этопреступление, и никаких оправданий и утешений тут быть не может.

В распоряжении компании, которая больше непринадлежала Семену Скурковичу, оказались патенты на препараты для лечениядиабета первого типа, псориаза, рассеянного склероза, для остановки отторжениятрансплантатов и некоторые другие. Профессор Скуркович был автором, научнымруководителем, главной движущей силой экспериментальных исследований, но вбизнесе у него не было никаких прав. С горечью Семен Владимирович говорит:

– Больше всего я переживаю за больныхдетей, которые страдают от диабета первого типа. В Америке 1,5 миллиона такихдетей, которым необходимо вводить инсулин по 7-8 раз в день. Этот тип диабетатак и называется – «детский диабет». Я знал, как помочь этим детям, и не могиспользовать для этого свои патенты. Человек, владеющий акциями компании, делалвид, что пытается реализовать патенты, но это было не больше чем желание накакое-то время меня успокоить. Поняв это, я попросил его перепродать мне моипатенты, которые он купил за бесценок, но он запросил такую крупную сумму, чтоя онемел. У меня и близко не было таких денег. Я не могу сказать, что я бедныйчеловек, но из богатого человека, которым некоторое время был, я превратился вчеловека, у которого нет денег даже на то, чтобы симфонический оркестр и хорисполнили мой «Холокост».

Прежде чем рассказать о «Холокосте»,необходимо вернуться к музыкальной стороне жизни Семена Владимировича. Дажестав знаменитым ученым-иммунологом, он продолжал не только самозабвенно слушатьклассическую музыку, но и сочинять свою собственную. Его музыкальная эрудиция поражает.Он не только знает всю классику, но и на слух может определить, какой дирижеруправляет оркестром.

В Штатах ему повезло встретиться с великимскрипачом Исааком Штерном. Они говорили между собой по-русски, хотя Штернэмигрировал с родителями в младенческом возрасте в начале двадцатых годовминувшего века. Семен был всего на два года младше, и они быстро перешли на«ты». Семену запомнилась шутка Штерна по поводу культурного обмена междуШтатами и Союзом: они нам посылают своих музыкантов из Одессы, мы им посылаемсвоих музыкантов из Одессы. Семен дал послушать фрагменты магнитофонной записисвоего концерта для фортепьяно с оркестром.

– Замечательно, – похвалил скрипач. – А дляскрипки ничего нет?

Из музыкальных сочинений, написанных СеменомСкурковичем, больше всего ему удалась, как он считает, симфоническая поэма вчетырех частях для двух голосов, хора и оркестра, посвященная Холокосту.Видевший лагеря смерти собственными глазами, он не мог забыть немыслимоезверство человекоподобных. Люди должны помнить об этом. Его музыка – о любвидвоих, обреченных на смерть и бессмертных.

С этой симфонической поэмой связано нашезнакомство с Семеном Владимировичем, перешедшее, к большой моей радости, вдружбу. Он увидел и услышал меня в литературной передаче русскоготелевизионного канала RTN с ведущим Ильей Граковским. Ему понравились моистихи, и он спросил, не соглашусь ли я написать строчки к его музыке, посвященнойХолокосту. Я еще представления не имел, кто такой Семен Скуркович и что замузыку он написал, но согласился попробовать, и Семен Владимирович прислал мненоты.

Мои друзья-музыканты нашли музыкуоригинальной и интересной, а мне она просто понравилась. И я начал сочинятьслова, которые, в моем понимании, музыке соответствовали.

Для общего представления о том, чтополучилось, приведу небольшие фрагменты. Хор начинает со строк:

Судьба на муки обрекла Народ.

В небеса руки он простер.

Где Ты, Бог? Разве Ты не видишь нас?

Стоны наши услышь...

Затем вступают сопрано и тенор, она и он,которые успели полюбить друг друга, но не судьба была им стоять под хупой. Онив одном концлагере, но женские и мужские бараки разделены, и нет возможности имвидеть друг друга. Они поют о любви, о трагедии, выпавшей на их долю, о том,что вместе они смогут быть разве что после смерти.

Продолжает хор:

Где ты, Ха-Шем?

Видишь ли ты этих двоих?

Метры пути не одолеть,

Вмиг разорвут псы.

Ближе до звезд этим двоим,

Ближе до неба.

Там обретут вечный покой,

Будут сиять рядом.

И тенор и сопрано вторят друг другу:

Свадьбу сыграть не судьба на Земле.

Будет хупою нам звездное небо.

В заключительной части хор поет, обращаяськ Богу:

На смерть, на муки Ты обрек Народ.

Как палач, с маху бьешь кнутом.

Наказать жестокоТы задумал нас.

Слышишь стоны?

Прости.

Не можем мы целовать, Господь,

Кнут, которым бьешь...

Симфоническая поэма символичнозаканчивается несколькими тактами израильского гимна «Хатиква» («Надежда»). Да,мы были, есть и будем. Народ вечен.

Семен Владимирович мечтает, чтобы его поэмабыла исполнена большим симфоническим оркестром и многоголосым хором. Для этогонужны немалые деньги. Он пытается найти поддержку в еврейских общественныхорганизациях, пишет письма, обращаясь с просьбой помочь к выдающимся людям:Стивену Спилбергу, Барбаре Стрейзанд, Эли Вайзелю – Нобелевскому лауреату,пережившему Холокост. Ему кажется, что еврейская кровь этих знаменитостейвызовет их интерес к его «Холокосту», и они поспешат прийти на помощь. Но вответ – молчание или вежливые холодные отписки.

Сегодня, когда я пишу о нем, Семен